Валерий Смирнов - «Уникальная библиотека»

Знаете, какое собрание книг в Одессе самое уни­кальное?

Если вы начнете перечислять: библиотека имени Горького, Литературный музей или даже собрание ра­ритетов в доме зубного техника Эппельбаума, - глу­боко ошибаетесь. Потому что самая уникальная библиотека в Одессе находится на улице Короленко. Это так же точно, как и то, что на улице Комарова живет человек по фамилии Бесноватый, а на Академика Пав­лова - Фюрер.

Библиотека, о которой держится речь, собиралась на протяжении очень многих лет. Каждый из нас при­мерно представляет сам себе, как приобретаются кни­ги. Кто-то покупает их в магазине, большинство - на книжном базаре, некоторые крадут, где только можно и особенно нельзя. Есть такие, что меняются по прин­ципу: вы мне подарите книжку, а я вам не отключу газ. Так вот эта библиотека такими способами не собира­лась, и книжки на предъявителя в ней отсутствуют.

Ее уникальность - ив том, что любой том не стоил собирателю больше пяти копеек. А ценна практически каждая книга не потому, что на базаре она стоит минимум пять номиналов, а из-за автографа автора. Если вы думаете, что эта библиотека принадлежит космонавту, известному артисту, не говоря за кладовщика бакалейного склада - так вы опять ошибаетесь. Ее собрал одессит - и этим все сказано.

Первым томом и основой его библиотеки стал спра­вочник, позаимствованный лет пятнадцать назад в одном из кабинетов издательства «Черноморська комуна». За­тем библиотеку пополнили тощие тематические планы различных столичных и республиканских издательств. Дальнейшее было делом техники: книги с автографами известных писателей посыпались на полки в этом доме со скоростью града наград на Л.И.Брежнева после выхо­да в свет знаменитой на весь мир трилогии. Хотя, честно говоря, книг Леонида Ильича в уникальной библиотеке почему-то нет. Несмотря на то, что звездастый автор охотно сыпал автографами под любыми бумажками ввиду своей отзывчивой натуры.

Если вы захотите создать уникальную библиотеку аналогичным образом, сразу предупреждаю: каждая книга вам обойдется уже не в пять копеек, а в шесть. А теперь - инструктаж: для пополнения личного собрания книг.

Наш герой делал это таким образом. Он выписывал из издательских планов интересующие его новинки и следил за «Книжным обозрением» так же внимательно, как каждый второй моряк за каждым третьим по указанию первого на чужом берегу. Стоило только появиться сообщению, что интересующая Библиофила книга вышла из печати, как он приводил в действие механизм по ее бесплатному получению. Кстати говоря, этот справочник лишний раз подтверждает, что при книжном дефиците Союз писателей не такая уж беспо­лезная структура.

Чем должен отличаться подлинный писатель? Прежде всего добротой, человечностью, отзывчиво­стью, и если он еще и умеет складно гнать строки - это тоже не в укор. И хотя у нашего Библиофила, к огромному его счастью, никаких родственников- конкурентов через маму не было, он начинал письмо примерно следующим образом:

«Уважаемый и давным-давно нами любимый Дорми-донт Мастадонович Ферапонтиков! Мы с моим парализо­ванным братиком Димой следим за вашим замечательным творчеством с тех пор, как научились ездить в инвалидных колясках. С большим удовольствием по несколько раз в год перечитываем ваши знаменитые на весь мир романы „Буерак", „Чертополох", „Ковыль", „Звезда над колхозом", „Фабричный гудок". В нынешнем годы мы с парализован­ным братиком Димой долго и тщетно разыскивали вашу новую книгу „Будни райкома", которая стала раритетом уже за день до выхода из печати.

К нашему великому сожалению, эта замечательная книга, учитывая вашу небывалую популярность, прода­валась в магазинах только из-под прилавка ограничен­ным тиражом. Несмотря на это, мы решились ради любимого писателя выкроить из нашего скромного бюд­жета тридцать рублей, копившиеся в течение решающего года пятилетки для покупки лекарств парализованному братику Диме, и приобрести эту книгу. Но пока мы с парализованным братиком Димой добрались к магазину, вашу книгу скупили на корню спекулянты, и теперь продают ее на „толкучке" по цене нам, увы, не доступной.

Я, конечно, ради вашей книги мог бы самостоятельно бросить на месяц есть, пить, посещать кинотеатры и включать электричество. Но как быть, если на руках парализованный братик Дима, не говоря уже о бабушке со склерозом и двенадцатью рублями пенсии? Мне очень стыдно, но ради любви к вашему творчеству и своему парализованному братику Диме, которому ваши книги заменяют гематоген и пурген, я очень прошу, если, конечно, возможно, вышлите нам, пожалуйста, вашу прекрасную книгу, которой будем наслаждаться не только мы с парализованным братиком Димой, но и вся интеллигенция нашего города, которой не по кар­ману цены базарных акул. С уважением...»

Конечно, это не более чем рабочая болванка посла­ния писателю. Потому что наш Библиофил не был таким идиотом, чтобы просить у ферапонтиковых бес­тселлеры типа «Будни райкома». Он изыскивал книги с менее звучными названиями и писателей с более известными фамилиями.

После отправки таких посланий жизнь собирателя книг превращалась в сплошную беготню. Он неугомон­но носился между родным домом и почтовым отделе­нием со свесившимся изо рта от трудового энтузиазма языком. Думаете легко с утра до вечера ломать печати на бандеролях и извлекать из них тяжелые тома с автографами писателей, начинающихся словами «Доро­гим Библиофилу и его братику Диме...»

Со временем нашего книголюба парализованный Ди­ма стал раздражать, да так сильно, словно он существо­вал в действительности. Писатели посылали свои новые творения уже безо всяких просьб, зато с пожеланиями не только самому Библиофилу, но и его парализованному родственнику. Дамы, которым книголюб демонстриро­вал многочисленные подарки своих друзей-писателей перед тем, как выключить свет, задавали вопрос насчет братика Димы. Некоторые вдруг торопливо начинали одеваться в полутьме, полагая: книголюб выгоняет бра­тика из квартиры на ночь глядя, чтобы уделить гостье чересчур повышенное внимание. Они упрекали Библио­фила в бессердечии и исчезали навсегда. Многие стали интересоваться не столько качеством деловых советов книголюба, раздаваемых благодарившим его на титулах книг писателям, сколько судьбой никогда не виданного братика. Раздражение книголюба несколько снижали посылки сердобольных писателей парализованному Ди­ме. Их деликатесное содержание было настолько разно­образным, что Библиофилу срочно начали завидовать люди, получавшие посылочное подкрепление из Штатов.

Из сэкономленных таким образом средств Библио­фил расщедрился на очередной справочник о новых приобретениях Союза писателей, быстро выискав в нем следующую порцию потенциальных жертв. Однако очередная массированная бомбардировка библиотеки кни­голюба и его убогого брата Димы уже не могла сущест­венным образом повлиять на принятое ранее решение.

Отчаявшийся от нескромных вопросов книголюб проатаковал своих постоянных поставщиков новым по­сланием, в котором рассказал о том, что любимый парализованный братик Дима скоропостижно скончал­ся, сжимая в окоченевших руках последнюю книгу каждого, кому было адресовано письмо. С тех пор автографы с удвоенной энергией стали распространять­ся исключительно на осиротевшего Библиофила.

Наверняка далекие потомки с удивлением будут размышлять об уникальном человеке, жившем в нашем городе в конце двадцатого столетия, который сумел положительно повлиять на творчество целой плеяды известных писателей. Ведь практически на каждой книге этого уникального собрания есть надпись «Доро­гому Библиофилу... с уважением, автор». Сами понима­ете, что такие надписи просто так не делаются. Поэтому я не называю имени книголюба. Уникальная библиотека гарантирует Библиофилу и без этого право на долгую память людей, а, быть может, и на литературоведческие исследования о его жизни через много-много лет.