Первые в России аэропланы появились в Одессе или полёты Сергея Уточкина и Михаила Ефимова

Раздел - Чисто факты из жизни и истории

Полагаю, каждая одесская семья хранит немало заманчивых легенд. В нашей семье их тоже было достаточно. Я уже как-то рассказывал о том, как мой двоюродный дед Николай Лещинский познакомился с Сергеем Уточкиным. Переполненный спортивными талантами, но напрочь лишённый желания себя увековечить, Уточкин на любых соревнованиях всегда получал награды. Но пантеона не сооружал, потому свои медали тут же перевручал победителям каких-нибудь им же придуманных состязаний

Мой дед, к примеру, не раз участвовал в «гонках пловцов», некогда модных в Одессе, которые, естественно, возглавлял Уточкин. Там мой дед и получал те «уточкинские награды». Хотя, если честно, в тех легендарных заплывах были награды, которые на грудь не вешали, а, пардон, брали.

В конце мая на деревянном пирсе в Аркадии собиралась группа соискателей. Компания была пёстрая. Здесь были и «штатные спортсмены», но больше преобладали «любители», в основном, рабочие заводов Енни (ныне на его месте завод пищевых концентратов) или Марти (сейчас судоремонтный завод). Заводчики поощряли такую инициативу рабочих, ибо победа, как ни верти, была рекламой, о которой уже и тогда не забывали. Здесь же, на пирсе, присутствовала судейская коллегия: человек пять-шесть «знатоков спорта» неизменно с Уточкиным во главе.

Ритуал старта был прост, но верность ему из года в год свято хранили. Пловцы по команде разоблачались и выстраивались на краю пирса. Местные фоторепортёры вспыхивали магнием. Поэтому форма спортивной одежды была двух видов: редко — длинные шикарные сатиновые трусы, но чаще — широкие холщовые брюки, подпоясанные верёвкой. Брюки под вспышками магния считались более предпочтительными (не представать же назавтра во всех одесских газетах в «семейных трусах»).

Наконец наступал ключевой момент ритуала. Глава судейского корпуса торжественно обходил строй и каждого пловца благословлял неизменной алюминиевой полулитровой кружкой, в которую из необъятной бутыли наливался чистейший спирт. Конечно, сегодня ни одна спортивная федерация не засчитала бы те достижения, ибо, как видим, там явно фигурировал допинг. Но мы не вправе осуждать ни спортсменов, ни судей. Плыть без «допинга» из Аркадии в порт в майской воде (которая, прямо скажем, «не кипяток»), согласитесь, идиотизм.

И вот сразу после «благословения», чтобы не выветрился благостный дух «допинга», пловцы прыгали в море. А судьи прыгали на извозчиков и устремлялись в порт, чтоб уже там встретить победителя и снова же чудодейственной алюминиевой кружкой, ещё более актуальной после заплыва. Так что, было за что побороться!

Я с волнением и негодованием слушал рассказ деда Коли, как однажды прибывшие в порт к месту финиша судьи к стыду своему обнаружили на пирсе победителя заплыва, который в немыслимой тоске уже давненько, стуча, а больше скрежеща зубами, поджидал, когда же подвезут кружку. Я думаю, этот факт даст возможность спортивным статистикам подсчитать, с какой скоростью плавали в те далёкие времена. Хотя за точность расчётов не поручусь, ибо скорость движения судей на извозчиках тоже требует корректировки — ведь извозчиков и судей было много, а кружка на всех одна.

Спортивные успехи моего деда, конечно же, способствовали его близкому знакомству с Уточкиным. И вот однажды Сергей Исаевич обратился к нему с просьбой. Причём для этого он лично отыскал частный дом моего деда на улице Колонтаевской, где жила вся немалая семья. Дело в том, что дед собирал деревянную тару на заводе Енни и, невзирая на молодость, считался мастером на все руки.
— Н-николай Георгиевич, п-помоги мне! — чуть заикаясь, начал излагать своё дело Уточкин, пользуясь отчеством для полноты успеха. — Есть одна м-мировая идея, да н-нет денег её в-воплотить.

Николай на идеи вспыхивал, как порох. Выйдя в дворовый палисадничек, они засели возле самовара, крепко обхватив головы руками. Идея была такая:будучи в 1910 году на Первой авиационной неделе на Коломяжском ипподроме под Санкт-Петербургом, Уточкин с дальним прицелом присматривался там к разным авиационным новинкам, особенно к тем, что привезли французы и американцы.

Его очень заинтересовала идея братьев Орвила и Вильбера Райт, первых поднявшихся в воздух на аэроплане. Аэроплану, чтобы взлететь, нужна скорость. Чем только не пытались разогнать машину, даже лошадей впрягали.

А вот хитрые американцы Райт придумали иное. На краю лётного поля они возвели деревянную пирамиду. К ней от аэроплана тянулся канат. Канат спускался через блок внутрь пирамиды. А вот там уже к нему была привязана огромная железная байда, а попросту «баба». Авиатор запускал мотор, набирал обороты и давал отмашку помощнику, стоявшему на вершине пирамиды. Тот выдёргивал чеку, поддерживающую болванку. «Баба» стремительно падала вниз, увлекая канат и разгоняя аэроплан до невиданной скорости. Дальше — руль на себя, отстегнул канат, и ты летишь. Как мог бы сказать Остап Бендер — «заря авиамоделизма, смесь колхозной сноповязалки со швейной машинкой Зингера».

— Х-хочу и у нас такую ш-штуку с-соорудить. «Бабу» я уже на свалке п-присмотрел.
— Пирамиду построить дело нехитрое. Будет лучше, чем в Египте, — размышлял Николай.
— Да надо бы как-то всё до мелочей продумать.
— Ч-чудак, если бы я не п-продумал, разве бы пришёл! Т-только пирамида — это с-скучно! Д-давай мы её в виде Эйфелевой башни изобразим. Пусть ф-французы локти кусают!

Строили долго, чуть не месяц. Причём, затягивал работу не столько Николай, сколько заказчик. Вскоре дед понял, зачем Уточкин чудит, тянет.
В ту пору с показательных полётов авиатору причитался процент с проданных на ипподром билетов. Потому публику надо было «разогреть», чтобы слух пошёл, чтобы повалила… Но вот в одно воскресенье всё было готово.

Какие в ту пору были аэропланы? ! На живую нитку собранные из реек и тросов, клеенные тканью. Потому пилотов считали людьми исключительно опасной профессии — больно часто пада-ли. Правда, поведаем по секрету, их падения способствовали другим падениям, более пикантным. Дамы от людей в кожаных куртках просто рассудок теряли. Ничто не могло их остановить, даже препротивный запах кастор-ки, который исходил от винтокрылых мужчин. Дело в том, что модный авиационный мотор «Гном» тогда обильно смазывали касторовым маслом, а этот сатана изрядно «плевался». Вот и ходили воздушные боги, как институтки, «веснушчаты-ми» от касторки. Зато и самозванцев в их среде не было — сразу распознавались за версту

Народ «созрел». Лихачи едва успевали отъезжать под напором всё новых экипажей. Довольный Уточкин потирал руки. На поле выбежал без шлема — пусть видят рыжую копну его волос, знают, что всё без обмана. У кромки поля высилась Эйфелева башня одесского фасона, хоть и деревянная, но элегантная. Напротив неё стоял приземистый «фарман», одолженный у одесского богача Анатры не столько под залог, сколько под честное слово. Тут же для разжигания ажиотажа дежурила карета «скорой помощи», выделенная городской больницей. Но куда уж дальше было разогревать?! Всё и так кипело.

И вот герой по крылу взобрался в кресло пилота. Оркестр, чихнув тубой, тактично замолк. Тут же зачихал авиационный мотор, но стремительно набрал обороты. Лещинский на башне поднял руку — всё в порядке. Уточкин газанул и тронул аэроплан с места. В тот же миг он выбросил вверх руку с красным платком. Трибуны выдохнули: «Ах!». Николай молотком выбил чеку, и многопудовая «баба» понеслась вниз. Аэроплан ловко взвился вверх. Трибуны выдохнули: «Ух!».

А дальше… Мой дед не очень-то понял, что произошло. Почему-то совсем близко от себя он увидел авиационный пропеллер и сквозь его радужный ореол, сквозь защитные пилотские очки — удивлённые глаза Уточкина. Трибуны выдохнули: «Ох!» — и всё кончилось.

Следующий эпизод уже разыгрывался на руинах идеи. Николай стал выбираться из-под планок и реек, которые ещё минуту назад были Эйфелевой башней, рядом кто-то копошился, из-под обломков появился кумир Одессы, «рыжий пёс», Сергей Уточкин.

— Ч-чёрт, напрасно мы так сильно к-крючок загнули! Я никак не мог к-канат отсоединить. Он меня сам на башню п-потянул.
И вот они вдвоём замахали трибунам. Трибуны выдохнули: «Эх!» и зааплодировали.
Уточкин толкнул моего деда в бок:
— Если бы полетел, р-радости было бы меньше. Иди знай, к-как угодить им, чертям?! Георгиевич, т-теперь мы с тобой месяц будем разбирать этот х-хлам — где твои реечки, где м-мои. Славная зимой растопка будет.
— Исаич, Бога побойся! Анатра с ума сойдёт, когда узнает, что его «фарман» пошёл на растопку.
— Да, с-смеху уж будет! — почему-то радостно выкрикнул Уточкин. Может быть, потому что в очередной раз выкарабкался с того света.

Да, в каждой одесской семье живут легенды. Они такие разные, но объединяет их одно — всегда трудно разобраться, где в них правда, а где вымысел.


Валентин Крапива

                                                            Исторический полет в небе над Одессой

Интерес к авиации настолько возрос, что дальше утаивать ее достижения от народа былоне под силу даже царскому правительству. Из заграницы возвращаются один за другим первые русские пилоты, выучившиеся летному делу в школах Блерио, Фармана, братьев Райт. Они разъезжают по городам России с показательными полетами, которые возбуждают огромный интерес тысячных толп народа и высоко поднимают чувства национального достоинства: «И мы можем не хуже американцев и французов».

Знаменитый одесский спортсмен Сергей Исаевич Уточкин, сменив вслед за Михаилом Ефимовым, тоже бывшим спортсменом-гонщиком, велосипед на самолет и самостоятельно научившись летать, показывает в городах России чудеса храбрости и мастерства.

Одесский банкир и делец Ксидиас, пославший на свои деньги Михаила Ефимова учиться летному делу, прослышав о первых успехах своего «подопечного», торопит его возвратиться быстрее в Россию, где на показательных полетах мирового рекордсмена можно загрести огромные деньги. Связанный кабальным контрактом, Ефимов вынужден вернуться в Одессу. Земляки устраивают на вокзале своему любимцу горячую встречу, но Ксидиас и здесь торопит: быстрее, быстрее, надо ковать железо, пока горячо. Ефимов должен делать для него деньги...

8 марта 1910 года вся Одесса, кажется, стремилась попасть на ипподром Бегового общества, где, как извещали огромные афиши, «состоится единственный полет всемирного рекордсмена Ефимова на аэроплане».

Газета «Одесские новости» сообщала, что «градоначальник мобилизовал на полеты Ефимова 380 городовых, 44 конных стражника, 32 надзирателя... Для охраны и поддержания порядка на ипподроме выделено 8 тысяч солдат».

Ефимов легко поднимает свой «Фарман» в воздух и летит вдоль трибун. После короткого, но эффектного полета огромная толпа ликует. На Ефимова надевают лавровый венок с голубой лентой, на которой написано «Первому русскому авиатору ».

Растроганный вниманием земляков, Ефимов совершает еще три полета. Два из них с пассажирами – президентом Одесского аэроклуба А.А. Анатра и банкиром И.С. Ксидиасом. Анатра, этот первый в России авиационный пассажир, поделился с газетчиками своими впечатлениями:
  • «Я привык к воздушным шарам, но на аэроплане испытал совершенно новое чувство – гордость за человека, одержавшего победу над воздушной стихией. Трудно передать, какой восторг охватил меня, когда мы оторвались от земли и плавно понеслись по воздуху туда, куда хотел авиатор...»

Похожие страницы:
Свежие страницы из раздела:
Предыдущие страницы из раздела:

Песни про Одессу

Песни про Одессу

Коллекция раритетных, колоритных и просто хороших песен про Одессу в исполнении одесситов и не только.

Отдых в Одессе

Отдых в Одессе

Одесские пляжи и курорты; детский и семейный отдых; рыбалка и зелёный туризм в Одессе.

2ГИС онлайн

Дубль Гис

Интерактивная карта Одессы. Справочник ДубльГис имеет удобный для просмотра интерфейс и поиск.

Одесский юмор

Одесский юмор

Одесские анекдоты истории и диалоги; замечательные миниатюры Михаила Жванецкого и неповторимые стихи Бориса Барского.