Записки на одесских салфетках.
Чтобы коты моих читателей не сочли меня расистом, пару строк об этих загадочных существах (рука не поднимается написать "животных"). Люблю портовых яффских котов, эти худые бойцовские особи наводят ужас на окрестных собак. Умилительны маленькие, пушистые и все одной породы кошечки Рош-Пины. Израильская кошачья интеллигенция. Но одесские коты сугубо индивидуальны, их генотип практически не изменился, поскольку популяция, если незначительно и пострадала от эмиграции, то была немедленно восстановлена очередными мартовскими идами.
У нашей подруги, суровой бизнесвумен Регины, проживает в офисе черный аристократ Самарис, который весьма избирательно снисходит до общения с людьми. Он периодически исчезает, а по возвращении испытывает к женщинам легкую брезгливость, если, конечно, они не шуршат съестными пакетиками или не хлопают дверцей холодильника. Такой пресыщенный мачо. Жену мою, как, впрочем, и собственную хозяйку, Самарис встречал равнодушно, зато мне доставалась вся его крепкая мужская дружба. Вероятно, хотел поделиться вчерашними подвигами.
Очередной раз (не идти же к другу с пустыми руками) купил ему пищащую плюшевую мышку едко-желтых тонов. Восторгу не было предела.
- Вот, Самарис, - не преминула воспользоваться воспитательным моментом Регина, - если бы ты так ко всем относился, был добрей и внимательней к людям, у тебя бы много подарков было.
Коты - такая же принадлежность старой Одессы, как и набившие оскомину бренды. Недаром к ногам памятника тети Сони в рыбном ряду на Привозе ластится кошка.
Наш общий приятель, преуспевающий врач Боря, будучи слегка подшофе, пробует поздно ночью набрать код замка в парадной. После седьмой неудачной попытки он услышал голос из темноты:
- Вы здесь живете?
- Да.
- Вы знаете кота Мурзика?
- Нет, - ответил Боря, и в этот момент замок чудом открылся. Проскользнув в парадное, чтобы ненароком не зашибло дверью, он успел услышать вслед категоричное:
- Нет, вы здесь не живете!
Одесские парадные - отдельная печальная песня. Их не коснулись политические перемены, а ветры истории оставили в них лишь зияющие проломы. В Израиле, как, наверное, и везде, обитатели одного дома, подъезда - люди примерно одного же класса. Мне и в голову не придет селиться в доме, где за подъезд и озеленение собирают по 600-800 шекелей, но я знаю вороньи слободки на периферии, где не могут собрать и 15. У нас живут по принципу: по Сеньке и парадное. В Одессе ни одну из наших посиделок не миновала тема ремонта подъезда. На фоне квартир наших друзей Эрмитаж выглядит чистенько, но бедненько, зато в каждом парадном - разруха по профессору Преображенскому. Рушатся многометровые пласты штукатурки, валятся крыши, а на старинном особняке напротив Дома ученых я увидел табличку: "Осторожно, возможно падение фрагментов лепнины". То есть эта сторона улицы опасна, как во время обстрелов блокадного Ленинграда.
Как правило, в подъезде из шести-восьми квартир есть две, хозяева которых согласны оплатить большую часть ремонта, но нет никакой возможности заставить внести скромную лепту остальных. Эти Швондеры смотрят им в руки, рассматривают ваши вложения в их дизайн как естественную форму экспроприации экспроприаторов, и социальная ненависть в них сильнее потребности в уюте. Единственное, чему их научили за двадцать последних лет, это не мочиться на собственной лестничной клетке, а для "гостей нашего парадного" придумали кодовые замки. Мы ходили по городу со столовым ножом, которым я ловко, одним тычком отодвигал язычок замка по ночам, но, хоть убей, не мог этого проделать днем, на трезвую голову. А в подъезде у нас жили вполне приличные люди: очаровательная сестра Анна, полька из католической миссии, пара состоятельных соседей и религиозная еврейская семья с маленькими вежливыми мальчишками в пейсах. Мы друг другу всю неделю кричали: "Не закрывайте, пожалуйста, дверь!". Однажды глава ортодоксального семейства поблагодарил меня за эту чертову дверь, я, понятно, на автомате сказал, что не за что, и тут до нас дошло, что говорили мы на иврите.
Хотя одно парадное все-таки достойно пиетета. Это кафе "Парадная" на Соборной площади. Там собирают рецепты и ежегодно издают свою поваренную книгу. Удостоился грамоты за свой рецепт "Фальшивого омара" на базе днестровского рака. Там же, на площади, купил магнитную наклейку на холодильник "Еды нет" - мне же по возвращении опять на диету садиться.
То ли глаз замылен, но не видел я в Одессе, как в Москве, толпы нищих и беспризорных детей. Хотя, конечно, в одном отдельно взятом парадном...
Украинское, как и любое другое эсэнгойское телевидение, полно сюжетов о несчастных людях, у которых обманом, с помощью стакана паленой водки или иным образом отобрали жилье. Это ужасно, но жить с такими отмороженными потенциальными жертвами квартирных жуликов, согласитесь, дискомфортно.
Невозможно построить капитализм в одной отдельно взятой квартире, поэтому дети большей части наших друзей, независимо от национальности, уже далече. Остался единственный ребенок, Женечка, которая, на радость папе и маме, пока еще не защитила диссертацию. Еще одну девочку мы на днях ведем под хупу в Израиле. Их папы уже мрачнеют в предчувствии разлуки.
Мой приятель, щирый украинец, чья дочь давно закончила Беркли, рассказал, как в ресторане за соседним столом дети новых украинских играли в слова. Все дети играют в слова, но эти называли модные бутики, рестораны, иномарки и фирмы:
- Зара (бутик. - Прим. авт.)
- Александровский (ресторан)
- Имамото (суши-бар)
- Орхидея (бутик)
- Ягуар (навороченный автомобиль)
Коснулся ли моих знакомых кризис? По большинству ударил очень больно, но к ним неожиданно вернулись интеллигентные черты, и они вспомнили, что были когда-то кандидатами наук и людьми иных приличных занятий.
