Терроризм как метод борьбы возник в Одессе во второй половине 19-го века

Раздел - Чисто факты из жизни и истории

Начало было удивительным: сотни юношей и девушек, движимые желанием дать своему народу свет знаний, донести до его сознания нетерпимость дальнейшей жизни в условиях, как им представлялось, бесправного существования, рассказать о возможности иной, более счастливой жизни, которую они в сущности и сами не представляли, шли в "народ":

"Паспорт, котомка,

Дюжина разных изданий,

Крепкие ноги,

Множество планов, мечтаний".

Так спустя годы описывал один из участников этого движения свои впечатления. Встретившись с реальностью, новоявленные миссионеры были разочарованы. Крестьяне, о благе которых они заботились, встретили пришельцев настороженно, они еще поддерживали беседы о видах на урожай, о засухе или дожде, но любые попытки скомпрометировать царскую власть, а тем более самого Государя встречали резкое сопротивление.

Поскольку такой прием был повсеместным, несколько ошеломленные пропагандисты сделали вывод, что "летучая агитация" не достигает цели по той причине, что крестьяне не знают пришельцев и потому им не доверяют.

Можно только поражаться той настойчивости, которая была присуща молодым пропагандистам. Не отказавшись от своей цели: влиять на мировоззрение простого крестьянина, они принимают решение создавать постоянные поселения.

В свободное время молодежь осваивала столярное, сапожное, переплетное дело... Отказавшись от привычного костюма, надевали простые поддевки, портки, лапти и целыми коммунами селились в селах и деревнях, становясь сосредоточием культуры, знаний. Они открывали школы, библиотеки. Смена тактики не принесла ожидаемых результатов.

Крестьяне по-прежнему не понимали пришельцев, а местные власти по поводу и без повода отправляли "чужаков" в каталажку.

Неудачи породили раскол в еще неокрепшем движении. Если «северяне» — представители Санкт-Пстербурга, по-прежнему склонялись к пропагандистско-просветительской деятельности на селе, то "южане", как более радикально настроенные, требовали перехода к революционным действиям. Эти противоречия нашли отражение в пропагандируемых различными кружками идеях.

Киевские революционеры получили в своей среде название "бунтарей", так как страстно призывали к организации вооруженного крестьянского восстания. С этой целью небольшими группками в 2-3 человека они стали селиться в селах па юго-востоке Киевской губернии.

Обосновавшись таким образом на территории Чигиринского уезда, Яков Стефанович, Лев Дейч и Иван Бохановский распустили слух, что царь выдал "Золотую грамоту", разрешавшую крестьянам бунтовать против помещиков в случае несправедливых действий с их стороны.

При всей очевидной неправдоподобности слух о грамоте запал в души крестьян, так как отвечал их чаяниям о справедливом возмездии и в то же время не покушался на его веру в доброго и справедливого царя.

События в уезде стали принимать весьма серьезный характер. Почувствовав поддержку значительного числа крестьян, революционеры отправили в Петербург своего представителя для покупки оружия.

Как ни велики были разногласия "южан" с "северянами", но последние все же передали прибывшему Фоменко нужную сумму денег и помогли закупить револьверы. Когда Фоменко приехал в Киев, то оказалось, что он опоздал. Часть организаторов восстания уже была арестована, часть бежала. Вера Засулич, до этого готовящая восстание в селе Крылове, перебралась в Петербург.

Напуганное правительство стало принимать все меры, чтобы в села Малороссии не мог попасть ни один посторонний. Урядники, писари, старосты, а порой и сами крестьяне задерживали всех пришлых людей, даже если в их действиях не было ничего предосудительного. В период 1875-76 годов в разных губерниях оказались арестованными десятки пропагандистов. Многие из них не были связаны друг с другом через какую-либо организацию, а попались просто случайно.

Стремясь придать делу совершенно неоправданный размах, царское правительство решило судить всех задержанных на одном процессе, вошедшем в историю, как "Процесс пятидесяти" и проходившем с 21 февраля по 14 марта 1877 года.

Среди обвиняемых на нем одна крымчанка — Екатерина Борисовна Туманова. Ее отец штаб-ротмистр Туманов владел под Феодосией имением Бассалы да еще 2000 десятин прекрасной земли. В Крымском государственном архиве удалось по сохранившимся дворянским книгам проследить родословную Екатерины Тумановой.

Императрица Анна Иоанновна жаловала Василия Сербышева за проявленную воинскую доблесть дворянством. Внук Сербышева, Карп Авдеевич Туманов, в бою с турками в 1807 году захватил неприятельское знамя, трижды награждался боевыми орденами. Доживал свой век старый воин в Феодосии. Не родись Екатерина девчонкой, не миновать бы ей военной службы, как это веками было принято в роду дворян армянского закона Тумановых, но для девушки путь оказался совершенно иным. После окончания одесской гимназии она уехала учиться за границу: Цюрих, Женева. Париж. Там она сближается с передовой русской молодежью, входит в кружок "фричей" (название по фамилии хозяйки пансиона), где близко сходится с будущими подругами по процессу — С.И.Бардиной, сестрами B.C. и О.С.Любатович, Л.Н.Фигнер. По возвращении в Россию в 1873 году она учится на акушерских курсах, заведует в Москве конспиративной квартирой. С целью передачи на нужды революции состояния отца фиктивно выходит замуж за революционера Виталия Гамкролидзе. Ведет пропагандистскую работу в Иваново-Вознесенске, где ее арестовывают и под вымышленным именем бродяжки Екатерины Петровой не помнящей родства препровождают в Петербург, где она год содержится в Петропавловской крепости. Мы еще встретимся с Екатериной Тумановой на страницах очерка, а пока вернемся к тем февральским дням 1877 года, когда внимание всей общественности было приковано к этому процессу.

Дело в том, что на скамье подсудимых оказались люди, которых никак нельзя было отнести к разряду преступников, да и вина большинства из них состояла лишь в продаже книг различных лубочных изданий. Поражал и внешний вид "преступников": милые юные лица девушек, волевые одухотворенные лица мужчин. Многие заключенные в ожидании процесса провели в тюрьме по году и более.

Поскольку вход в зал был только по пропускам, то в подпольной типографии организации "Земля и воля" попробовали отпечатать их копии. Строгие проверяющие не заметили ничего подозрительного, и в первый день заседания почти пятьдесят человек смогли проникнуть в зал, чтобы поддержать своих товарищей, а также записать и затем размножить в подпольной типографии их выступления.

Во время второго заседания обер-секретарь сената Попов обратил внимание на большую скученность в зале. Была проведена проверка билетов, и тогда сразу же выяснилось, что почти двести человек лишние. Среди задержанных с фальшивыми билетами оказался Валериан Осинский, о котором много будет сказано на последующих страницах, а в тот день 22 февраля 1877 года он, нимало не опечаленный, оказался в одной камере со своими товарищами, арестованными много раньше и проходящими по этому процессу: Куприяновым, Джабадари, Емельяновым. Последний был задержан под фамилией Богомолов во время разгона демонстрации у Казанского собора. В очень скором времени ему будет суждено войти в историю борьбы с самодержавием в связи с инцидентом с градоначальником Треповым, который из-за того, что заключенный Богомолов не снял перед ним головной убор, приказал подвергнуть его порке. Известие об этой экзекуции вызвало негодование в среде интеллигенции и революционеров. И как ответ — выстрел в Трепова Веры Засулич, положивший начало массовому индивидуальному террору против самодержавия.

На следствии Осинский так умело повел свою защиту, что сумел убедить следователя в том: что купил фальшивый билет у неизвестного господина возле здания суда.

Вслед за московским процессом — новый, еще более представительный, вошедший в историю под названием "Большой". Проходило по нему около четырех тысяч человек, и среди них трое (пока мы не располагаем другой информацией) крымчан. Это — Н.П. Цакни, С.Л. Перовская и А.И.Желябов. Два последних имени широко известны по последующему убийству императора 1 марта 1881 года, а вот о Николае Цакни мы незаслуженно забыли. Уроженец Балаклавы, он закончил симферопольскую гимназию, Харьковский университет. Был одним из инициаторов "хождения в народ". Незадолго до начала процесса 193-х Цакни был выслан в Архангельскую губернию, откуда бежал в Англию. В Европе он сотрудничал с народовольческой прессой, но, разочаровавшись в терроризме, отошел от экстремистского крыла и, вернувшись в 1887 году в Россию, стал главным редактором одесской газеты "Южное обозрение". В1898 году на его дочери Анне женится Иван Бунин, который впоследствии с огромным уважением писал о своем тесте. Умер Н.П.Цакни в 1904 году, оставив о себе память как о человеке чрезвычайно честном, умном, прогрессивных либеральных взглядов. В Советское время его имя было предано забвенью.

Непосредственно на процесс было привлечено 193 человека, но надо отметить, что еще в ходе следствия 97 заключенных умерли или сошли с ума. К негодованию царя суд вынес чрезвычайно мягкий, по его мнению, приговор: только 28 человек получили различные сроки каторжных работ, девяносто же были и вовсе оправданы, остальным была уготована ссылка. По общепринятому в те годы положению при утверждении приговора царь, как правило, смягчал его. В данном случае произошло неслыханное — он ужесточил наказание. Для восьмидесяти оправданных он определил ссылку. Среди них оказались Софья Перовская и Андрей Желябов.

В приговоре суда указывалось, что преступники создали сообщество, ставившее своей целью "перерезание всех чиновников и зажиточных людей".

Репрессии со стороны царизма, неудачи "хождения в народ" способствовали тому, что внутри организации "Земля и воля", а также находившихся под ее влиянием кружков все более проходило размежевание. Наиболее характерно оно проявилось в Одессе, где к 1876 году существовало несколько кружков.

Особо выделялся рабочий кружок Е.О.Заславского, в который входило около 60 человек, в том числе крымчан — братья Сергей и Николай Наддачины, "пропагандисты", все более склоняющиеся к террору, небольшая группа "якобинцев" и т.д.

В кружке "пропагандистов" весьма заметной личностью была выпускница симферопольской гимназии Анна Розенштейн, снискавшая среди революционеров огромную известность под именем Анна Макаревич. В 1877 году из-за угрозы ареста она бежала за границу, где, включившись в революционную борьбу Италии, вошла в историю этой страны, основав со своим мужем, тогда еще молодым адвокатом Филиппе Туранти, итальянскую социалистическую партию. Анна Кулишова, а именно под этим именем она вошла в историю международного рабочего движения, долгие годы была в переписке с Фридрихом Энгельсом и другими известными людьми своего времени. Анна Кулишова прожила долгую жизнь и в 1925 году приветствовала приход к власти ее старого товарища по социалистической партии — Бенито Муссолини.

Разделение на кружки носило теоретический характер, а в целом их члены действовали совместно, часто встречались, до хрипоты спорили. Нередко отношения принимали довольно антагонистический характер.

Как говорил руководитель одного из кружков И.М. Ковальский: "Что революционер — то партия или по крайней мере фракция".

Эта раздираемая противоречиями группа людей, движимая желанием изменить мир, пыталась действовать. На квартире сестер Виттен была устроена типография. Она была примитивна даже для того времени. По описанию Иллича-Свитыча состояла из типографского шрифта, выкраденного из городской типографии, а также самых простых приспособлений. А в качестве пресса использовался кто-либо из революционеров, который усаживался на бумагу. Было отпечатано три выпуска прокламаций. Распространить успели один.

Как печатное, так и устное слово пропагандистов несло следы раздирающих противоречий, главным из которых в тот период было признание перехода от политической борьбы к вооруженной. И.М.Ковальский доказывал товарищам принципиальную необходимость вооруженного сопротивления при возможном аресте, считая, что это будет и действенной формой протеста, и, в тоже время, пропагандой действием.

От умозрительных споров очень скоро предоставилась возможность перейти к практике. На квартире сестер Виттен по доносу хозяйки побывал сыщик и в отсутствие сестер без труда обнаружил типографию.

30 января 1878 года для ареста и обыска на квартиру прибыли начальник жандармского управления Одессы штабс-капитан Дорофеев и семь жандармов. В квартире, как обычно, собралось много молодежи. Последовал «опрос жандарма: "Нет ли у вас чего-нибудь такого?" Ковальский выхватил револьвер и, направив его на офицера, нажал курок. Но выстрела не последовало — оружие дало осечку. На Ковальского тут же набросились жандармы. В борьбе опрокинули стол, на котором стояла лампа. Помогая товарищу, дважды выстрелил Владислав Свитыч, но из-за темноты ни в кого не попал. У Ковальского вырвали револьвер, но он успел достать кинжал и ранить им трех жандармов, причем одного тяжело. Не ожидавшие столь решительного отпора жандармы растерялись и были вытеснены из комнаты на лестничную клетку. Следует напомнить, что жили сестры на третьем этаже.

Революционеры принялись уничтожать нераспространенные прокламации и другие компрометирующие документы, выбрасывать в окно шрифт.

К жандармам подошло подкрепление, и они окружили дом. Ковальский и Свитыч сделали попытку пробиться силой оружия, но после нескольких выстрелов у Свитыча кончились патроны. Успев ранить трех жандармов и дворника, он был схвачен. Та же участь постигла и Ковальского. После залпа в дверь сдались и другие осажденные.

Вооруженное сопротивление в Одессе привлекло внимание всей России. На процесс приехало много известных в то время революционеров: Д.А.Лизогуб, С.Ф.Чубаров, В.А.Осинский, С.Я.Виттенберг и другие.

Положение арестованных усугублялось тем, что Россия находилась в состоянии войны с Турцией, а Одесса была близка к театру военных действий: это могло отразиться на приговоре.

Всех волновал один вопрос: решатся ли царские сатрапы на вынесение смертного приговора? По общему мнению революционеров, если это произойдет, то ни в коем случае не должно остаться без последствий.

В последний день процесса все члены кружков Одессы, а также приехавшие революционеры собрались у здания суда.

Главным обвиняемым на процессе был Иван Мартынович Ковальский. От начала до конца заседания толпа у здания суда увеличивалась и все более наливалась гневом. Как только приговор был оглашен, подсудимая Вера Виттен. издав страшный крик, упала в глубокий обморок. На площади над толпой пронесся звонкий голос Виктории Гуковской: "Ковальскому — смертная казнь".

По всей Гулевой улице послышались возмущенные крики. Толпа колыхнулась к зданию суда, как бы ясно выражая намерение вырвать осужденных. Но это только казалось, так как ни средств, ни даже плана такого ни у кого не было. Солдаты, казаки стали прикладами разгонять собравшихся. Получив удар в плечо, молодой рабочий, член кружка пропагандистов С.И.Феохари выхватил револьвер и выстрелил в солдата. В разных местах в толпе раздалось несколько выстрелов. Не ожидавшие ничего подобного солдаты, казаки и жандармы разбежались.

События перекинулись к Потемкинской лестнице, где возле летнего ресторана Виктория Гуковская обратилась с речью к публике, и поскольку смысл ее заключался в призыве к протесту, то случайно оказавшийся там жандармский ротмистр и развлекавшийся с дамами поручик граф Сиверс попытались схватить девушку и отправить с городовым в участок. Но на помощь пришли возвращавшиеся от здания суда рабочие — и девушку удалось отбить.

В этот день в Одессе не был арестован ни один человек, но уже на следующий последовали массовые облавы. Хватали всех мало-мальски подозрительных. Вся Одесса была опоясана войсками. К вечеру дома заключения были забиты. И хотя арестованы в основном были случайные люди, на одном из допросов жандармам стало известно о том, что недавно из Николаева в Одессу кто-то доставил динамит.

Проверяя этот слух самым серьезным образом, вскоре убедились: это не выдумка! Был задержан человек, который подтвердил, что 3 июня 1878 года некто "Владимир" привез из Николаева сундук с динамитом.

В связи с ожидавшимся проездом через Одессу самого Государя сообщение вызвало большой переполох в Петербурге. Лично шефом жандармов Мезенцевым были даны самые строгие и срочные директивы как по Черноморскому флоту, так и по южным губерниям о принятии самых действенных мер по недопущению никаких эксцессов на период пребывания Государя.

В Николаев для проведения расследования из Одессы выехал жандармский унтер-офицер Тимофеев, но там с ним случился конфуз: по прибытию в Николаев он был ограблен местными громилами.

Не мудрствуя лукаво, Тимофеев начал повальные обыски и аресты. К испугу тамошнего начальства дело неожиданно приняло серьезный оборот: выяснилось наличие группы военных моряков, занимавшихся чтением нелегальной литературы, а также были обнаружены элементы электрической батареи, ящики и пластины для вольтового столба. Слухи об арестах и обысках быстро распространились по городу. Оставшиеся на свободе члены кружка стали покидать Николаев. Часть революционеров благополучно скрылись. Не дремали жандармы. На пристани им удалось задержать переодетого в штатское боцмана Логовенко, был схвачен и руководитель николаевского кружка Соломон Виттенберг, на квартире у которого оказались шесть запалов для мин и сорок два экземпляра прокламаций. Об исчезнувшем "Владимире" жандармы узнали только то, что он был одним из руководителей Николаевской группы и что в вывезенном им сундуке было более пуда пироксилина.

Розыскиваемый по всей России "Владимир", он же житель Николаева "Алешковский", он же одессит "Кавуненко", уже появился в Киеве и легализовался в качестве некого "А.Г.Казанцева", скромного губернского секретаря.

Мало кто из его новых товарищей по борьбе знал, что этот человек, за которым охотится полиция всей России, — симферополец Владимир Антонович Свириденко.

По крупицам собирая сведения о жизни с моего земляка, я сразу же столкнулся с катастрофической нехваткой информации: все что сохранилось до наших дней, это доносы провокаторов, показания малодушных, материалы следствия, газеты тех лет, крупицы воспоминаний соратников по борьбе.

"Свириденко — красавец, смелый, энергичный, сильный. Для него не было невозможного или опасного". Так в 1929 году описывал своего товарища бывший народоволец С.И.Феохари.

Противоречивы сведения о времени его рождения. Так, в издании "Деятели революционного движения в России" указывается 1850 год рождения, в журнале "Каторга и ссылка" (№ 4,1929) — 1855 год.

В фондах Крымского государственного архива мне удалось найти список кандидатов в пансион при симферопольской гимназии, в котором указывались дети титулярного советника Свириденко — Ипполит и Владимир. Поскольку вопрос о пансионе решался 27 октября 1860 года, то, по-видимому, временем рождения следует считать 1850 год, так как в гимназию принимали в десятилетнем возрасте. Ничего не известно о семье Владимира. Гражданский чин отца — титулярный советник, относился к IX классу, что соответствовало военному чину капитана или ротмистра.

В старших классах Владимир учился уже в Николаевском реальном училище, не закончив которое, работал преподавателем в Симферопольском уезде. Как указывается в письменном докладе жандармского офицера: "покинул училище и очертя голову кинулся в революцию".

После прибытия в Киев он становится ближайшим сподвижником Валериана Осинского, который уже в то время был признанным лидером в организации "Земля и воля". Один из апологетов терроризма, он избирает ареной своей деятельности Киев, где быстро завоевывает авторитет среди молодежи. В организации "Земля и воля" ему отводилась трудная и опасная обязанность: освобождение арестованных товарищей, а также расправа над провокаторами.

Попробуем перечислить те дела, которые так или иначе история связывает с именем Осинского и его товарищей.

1 февраля 1878 года в Ростове убит провокатор Никонов, дело осталось нераскрытым, но уже после революции в мемуарной литературе эта акция была связана с именами Осинского и Свириденко.

23 февраля 1878 года совершено покушение на товарища прокурора Котляревского. Валериан Осинский, Иван Ивичев и Алексей Фомин, дождавшись Котляревского возле его дома, выстрелили из револьвера. На следующий день выяснилось, что Котляревский совершенно здоров и кричал просто от страха, а все пули пробили шубу, не коснувшись тела.

По инициативе Осинского в подпольной типографии была выпущена прокламация, в которой рассказывалось о причинах покушения: это был акт мести. Во время одного из арестов Котляревский приказал раздеть догола двух девушек для производства обыска.

Прокламация была подписана необычно — "Исполнительный комитет". Никакого "Исполнительного комитета" не было, но не более, чем через год, появится реальный "Исполнительный комитет "Народной воли", который осуществит смертный приговор Александру II.

25 мая убит кинжалом жандармский офицер барон Гейкинг — и вновь выпущенная прокламация рассказала о мотивах убийства. На этот раз ее разослали по почте во многие губернии России. Только в 1885 году, после смерти на каторге Г.А.Попко. стало известно, что именно он под руководством Осинского расправился с жандармом.

1 июля 1878 года в Харькове было совершено вооруженное нападение на тюремную карету с целью освобождения заключенного П.И.Войнаральского, при этом был тяжело ранен один из охранявших его жандармов. Несмотря на численный перевес нападавших, им не удалось остановить кареты и освободить товарища. В подготовке этой акции участвовала Софья Перовская.

Поднятая на ноги полиция быстро установила, что какой-то барин нанимал на неделю комнату возле тюрьмы, а сразу же после нападения на карету съехал. Дворник дома показал, что барин и его приказчик часами рассматривали в бинокль тюрьму.

Во время облавы на вокзале был задержан человек, показавшийся жандармам подозрительным. Несмотря на то, что как впоследствии оказалось, он сменил внешность (сбрил бороду, поменял прическу, переоделся в другой костюм), дворник все же узнал в нем "приказчика". При обыске у задержанного был обнаружен заряженный револьвер и поддельные документы на имя Фомина. От дачи показаний арестованный отказался.

С арестом "Фомина" — Александра Федоровича Медведева — харьковская история не закончилась. Осинский принял решение освободить своего помощника и организовал устройство подкопа в харьковскую тюрьму. Первоначально дело спорилось. Удалось снять удобную квартиру, в которой поселились технический руководитель всего дела, бывший студент горного института Сентятин и выдававшая себя за его жену Екатерина Гамкралидзе, уже знакомая нам по первым страницам очерка. Вместе с ней и Сентятиным в подкопе принимали участие бежавшие из Одессы Григорий и Игнат Ивичевичи и Екатерина Сарандович. Дело продвигалось успешно, но однажды Сентятин исчез. Стало известно, что он находится в тюрьме. Не имея представления о причинах ареста, революционеры спешно покинули Харьков, а подкоп только спустя полгода был обнаружен квартирной хозяйкой, о чем она тут же поставила в известность полицию.

В 1986 году, работая в архиве Октябрьской революции, я натолкнулся на неожиданный документ: "28 августа вечером пойман розыскиваемый по депеше шефа жандармов Сентятин, подозреваемый в составлении и рассылке в здешней местности угрожающих писем. При поимке и обыске он вынул заряженный револьвер, намереваясь защищаться, при нем найдена переписка с заключенным в центральной тюрьме Мышкиным".

Оказалось, что задержали Сентятина в общем-то случайно. Как следовало из других источников, его опознал на улице школьный товарищ, работавший в то время в харьковской жандармерии.

Из обнаруженного в архиве письма можно предположить, что целью освобождения был не один Медведев, а, может быть, целая группа революционеров. Мышкин, о котором упоминалось в сообщении, личность чрезвычайно интересная и очень популярная среди революционеров того времени. В 1875 году Ипполит Николаевич Мышкин, переодевшись офицером, пытался освободить из ссылки Н.Г.Чернышевского, и только случайность сорвала этот исключительно дерзкий план. На процессе 193-х Мышкин был самой заметной фигурой и выступал с программной речью.

Продолжая изучение документов по делу Фомина — Медведева, я с изумлением прочитал следующее. Оказалось, что на следующий день после отъезда участников подкопа из Харькова "Фомин" бежал из тюрьмы!

Вот хроника полицейской переписки: "Министру внутренних дел. Сегодня из харьковского тюремного замка бежали подкопом одиннадцать осужденных арестантов и один политический преступник. 29 августа 1878 года".

В телеграмме от 30 августа уже сообщалось, что из одиннадцати уже взято четверо, и сегодня пойман пятый. 31 августа 10 часов 24 минуты "Политический преступник Фомин и один из бежавших каторжан пойманы в 20 верстах от Харькова в лесу близ станции Марефа. Арестованные взяты в том виде, как бежали. Фомин — в одной рубашке и холщевых штанах".

Оказалось, что из-за недостатка в помещениях Фомин был помещен в камеру, которая была в одном коридоре с общей. Ночью Фомин разобрал печное отопление, вышел в коридор и открыл камеру с одиннадцатью заключенными. Затем через сработанный ранее уголовниками двадцатитрехметровый подкоп вышли за пределы тюрьмы.

Примечательно, что, оправдываясь перед министерством, начальник тюрьмы ссылался на то, что тюрьма рассчитана на 230 человек, а в ночь побега в ней содержалось 548.

Активная деятельность террористов вызывала как симпатии молодежи, так и ужас властей, но были и другие последствия. В Одессе кто-то, подписываясь "Исполнительным комитетом", вымогал деньги у местных богатеев. Эффектные на первый взгляд методы борьбы мешали разворачивающейся работе среди рабочих, многие из которых поддавались агитации "немедленных действий".

Встревоженная как растущим терроризмом, так и ответными репрессивными мерами часть здравомыслящих людей Украины попробовала вступить с революционерами в переговоры, стремясь убедить их прекратить бессмысленные убийства, и добиваться уступок от самодержавия другими методами. Известно, что в переговорах участвовал писатель Михаил Петрович Старицкий, предположительно — Драгоманов. Со стороны революционеров Валериан Осинский, Владимир Дебогорий-Мокриевич, Владимир Свириденко...

К сожалению, переговоры закончились безрезультатно: юность не вняла разуму лучших людей Украины той поры.

Маховик терроризма раскрутился. Вера Засулич стреляет в градоначальника Трепова, а суд присяжных под председательством известнейшего юриста Анатолия Федоровича Кони выносит ей оправдательный приговор.

Средь бела дня от удара кинжала погибает шеф жандармов граф Мезенцев, а террорист, впоследствии известный писатель Степняк-Кравчинский, благополучно скрывается.

Перечень убийств и покушений можно продолжать, тем более, что за револьвер или кинжал стали хвататься и в провинции...

Царское правительство и его правоохранительные службы впервые столкнулись со столь массовым террором. Как вынужденная мера последовал отказ от передачи подобных дел суду присяжных, изменилась и система сыска, перед которой была поставлена задача предотвращения покушений. Добиться этого удалось путем массовой засылки провокаторов в ряды революционеров.

В самое короткое время жандармам удалось нанести несколько сокрушительных ударов. И один из них — в Киеве. Через своего агента И.Я.Бабичеву начальнику жандармского управления Киева Новицкому удалось 24 января 1879 года арестовать Валериана Осинского. И хотя при задержании были найдены материалы процесса 193-х, фотография Веры Засулич, а при аресте Осинский вел себя чрезвычайно вызывающе и грозил убить проводившего арест капитана Судейкина, Новицкий еще не понимал, кто попал к нему в руки. Через несколько дней провокатор донесла, что известие об аресте Осинского всполошило всех и что по заявлениям многих "Осинского обязательно повесят".

Несколько удивленный подобной информацией Новицкий стал "примерять" к нему все громкие дела последних лет, имевшие место не только в Киеве, но и по всей России. Первые же результаты подтвердили, что в руки жандармов попал один из крупнейших руководителей подпольной России того времени.

11 февраля 1879 года в Киеве была проведена еще одна, уже крупномасштабная операция. Узнав все от того же провокатора о том, что на двух конспиративных квартирах пройдут сходки, Новицкий решил провести облавы.

Когда жандармы неожиданно вошли в квартиру Сергея Наддачина, то там мирно кипел самовар, собравшиеся ели приготовленные по случаю масленицы блины. На требования предъявить паспорта Игнат Ивичевич выстрелил в грудь штабс-капитану Судейкину (звание штабс-капитан он получил буквально на днях за арест Осинского). Началась перестрелка.

Квартира Наддачиных на Жилинской улице была своеобразной мастерской по изготовлению паспортов, всевозможных удостоверений. Здесь резались печати, штампы, печатались прокламации, хранились адреса, пелась шифрованная переписка. Пока одни отстреливались, другие сжигали паспорта, важные бумаги, уничтожали всевозможные улики. От огня, выстрелов в доме нечем стало дышать. Уже четверо революционеров лежали ранеными, истекая кровью. В последнюю минуту в окна выбросили оружие: пять револьверов и кинжал. По счастливой случайности два револьвера жандармам найти потом не удалось, и этот факт облегчил на суде работу адвокатов, дав возможность спасти две жизни.

На другой квартире, хозяйкой которой была сама Н.Я.Бабичева, арест прошел тихо, и только во время обыска жандармы заметили, что два человека вдруг круто повернули прочь возле самого дома Бабичевой. Их попробовали задержать, но один открыл огонь из револьвера, чем помог скрыться товарищу.

Задержанным оказался Владимир Свириденко, который при первом допросе назвал себя "Антоновым" и от дачи других каких-либо сведений отказался.

Когда в окружении жандармов его привели в участок, произошло неожиданное: увидев связанных товарищей из квартиры Наддачина, Свириденко резко двинулся на пристава и властно приказал: "Это что такое? Почему они связаны? Развязать!" Перепуганный пристав к изумлению арестованных распорядился выполнить эту команду.

В тюрьме, когда всем приказали сдать одежду и обувь, "Антонов" совершенно невозмутимо сказал надзирателю, что останется в своих ботинках, и тот воспринял это как должное.

Поскольку все 14 задержанных не назвали своих имен, в тюрьму привели дворников со всего Киева, которые несколько суток проводили опознание. К началу суда только троим удалось сохранить инкогнито. Пока проходило следствие, в Одессе был убит начальник жандармского управления Кнопп, а в Харькове — губернатор Кропоткин. Известия об этих происшествиях были восторженно встречены в тюрьме.

По обнаруженному на Жилинской улице шрифту эксперты установили, что им печатались прокламации, подписанные "Исполнительным комитетом".

Несмотря на то, что следствие еще не было закончено, по настоянию царя дело было передано в суд. Обвинение было чрезвычайно серьезным: подсудимым вменялось все, что совершил "Исполнительный комитет", а также тот факт, что в возникшей перестрелке пулей в голову был убит один жандарм. Как оказалось, все остальные имели под шинелями железные панцири, а Судейкин — даже два, что в тот раз спасло ему жизнь (впрочем, он погибнет от рук террористов два года спустя).

Суд вынес три смертных приговора: В. Осинскому, "Антонову" и Л.К.Брандтнеру. Братья Ивичевичи умерли от ран в тюрьме, остальные революционеры получили различные сроки каторжных работ.

Оставалась последняя надежда, что при конфирмации губернатор Чертков смягчит наказание. В эти дни он получил десятки писем, как с просьбами, так и с угрозами, что "утвержденный приговор — будет его собственным приговором!" Губернатор заменил расстрел — висилицей.

Накануне казни "Антонов"" и Осинский отказались принять священника, а Брандтнер — пастора, заявив, что не верят в бога. Вспомните написанную в те годы картину И.Е.Репина "Отказ от исповеди". Не их ли видел художник, запечатлевая гордый облик революционера?

18 июня 1879 года почти три тысячи киевлян стали свидетелями средневекового зрелища — публичной казни. На пустыре возле тюрьмы и ипподрома на Житомирской дороге были установлены виселицы. Первым погиб Владимир Свириденко, за ним — Валериан Осинский... Несколько солдат упало в обморок, восемь гимназистов были арестованы за то что... плакали. Всего к концу дня было задержано до тридцати человек.

Немного времени спустя такой же процесс закончился в Одессе, где было вынесено уже пять смертных приговоров, в том числе Виттенбергу и Логовенко, та же участь ждала и "Владимира", которого по-прежнему разыскивала полиция. Только после ареста и предательства П.Ключникова, знавшего Свириденко по Николаеву, Одессе и Киеву, охранка узнала, что разыскиваемый для казни "Владимир" и уже повешенный в Киеве "Антонов"— один и тот же человек — Владимир Антонович Свириденко.

На родине Владимира в Симферополе его смерть под чужим именем осталась незамеченной. Несколько лет спустя, когда при попытке освобождения арестованных из саратовской тюрьмы был убит симферополец Михаил Дмитриевич Райко, при обыске квартиры его отца в Симферополе полиция обнаружила фотографии Осинского и "Антонова".

Долгие годы, десятилетия, целый век имена наших земляков — революционеров семидесятых годов были забыты. Объяснялось это тем, что они не вписывались в канонизированную "Кратким курсом ВКП(б)" историю нашей страны, где все было расписано только в черно-белых тонах, где четко все было ясно "наш" — "не наш".

Жизнь гораздо сложнее. Десятилетиями нам прививали героический пафос народовольцев, взявших на себя миссию карать других людей. Как меняет время своих героев! Сегодня образ террориста, вне зависимости от убеждений, которых он придерживается, и целей, которые он ставит, вызывает естественное осуждение общества. Вот почему мы не должны забывать ни ошибок наших предшественников, ни их горького опыта, ни их самих.

Песни про Одессу

Песни про Одессу

Коллекция раритетных, колоритных и просто хороших песен про Одессу в исполнении одесситов и не только.

Отдых в Одессе

Отдых в Одессе

Одесские пляжи и курорты; детский и семейный отдых; рыбалка и зелёный туризм в Одессе.

2ГИС онлайн

Дубль Гис

Интерактивная карта Одессы. Справочник ДубльГис имеет удобный для просмотра интерфейс и поиск.

Одесский юмор

Одесский юмор

Одесские анекдоты истории и диалоги; замечательные миниатюры Михаила Жванецкого и неповторимые стихи Бориса Барского.