Транснистрия - территория между Днестром и Бугом в самой южной части Украины

Раздел - Чисто факты из жизни и истории

Транснистрия - территория между Днестром и Бугом в самой южной части Украины

Транснистрия была географической уродиной. Выделенная из состава Украины провинция была образована в бытность Иона Антонеску диктатором Румынии в начале войны Германии и её союзников против Советского Союза летом 1941 года. Она включала в себя территорию между Днестром и Бугом в самой южной части Украины. Весь период существования провинции продолжался два года и семь месяцев с 19 августа 1941 года - после того как советские войска покинули её - и до 20 марта 1944 года, когда Красная Армия снова отвоевала её.

Сегодня это - бесследно исчезнувший исторический призрак. Но в еврейскую историю он вписан кровью и слезами и никогда не будет забыт. Ужасы непродолжительной истории Транснистрии не поддаются описанию: варварские, омерзительные акты зверства, бессердечие, грабёж, пытки, каннибализм, хладнокровное уничтожение беззащитных жертв. Транснистрия - символ геноцида.

При Гитлере и нацистском движении миссией немцев было истребление расы или групп людей. Нацисты заранее планировали свои акции, разрабатывали стратегию, подготавливали инструкции и методики массовых убийств. На крупных химических заводах они производили смертоносные яды и проверяли их действие; эксперты по уничтожению (Адольф Эйхман, Дитер Вислицени, Курт Бехер и др.) направлялись из страны в страну для выполнения "заданий".

В своей дьявольской работе немецкие нацисты оставались верными себе, своей системе, поистине непревзойдёнными в своей основательности, систематичности, жестокости.

Румынский геноцид имел другой характер. Диктатор Ион Антонеску был сумасшедшим, подобным Муссолини и Гитлеру, но без их качеств лидера, во-первых, и - железной воли, во-вторых. Тщетно добиваясь поддержки политических партий Румынии, он действовал особняком. За его высокопарными фразами и декларациями не было реальной силы или организации. Он издавал свои указы о депортации и уничтожении евреев без какого-либо чёткого плана и руководства. В следовавших затем беспорядках и хаосе все злодеи были бесконтрольными. Каждый губернатор, префект, клерк, каждый военный или даже гражданский чиновник мог поступать согласно своей прихоти, как ему заблагорассудится. И они действовали с невообразимой алчностью, жестокостью и садизмом.

В жалком стремлении следовать примеру немецких коллег они избивали свои жертвы дубинками, истязали их, заставляли раздеваться, запирали в вагонах для скота, морили голодом или доводили до смерти изнурительной работой. Но румыны внесли и собственный "вклад" в изобретение особых мер: марши в зимнюю стужу людей, раздетых догола или закутанных в газеты; массовое изнасилование женщин и девушек; и самое ужасное - сожжение заживо 20 000 евреев в Одессе.

Транснистрия стала кладбищем более чем 200 000 евреев. Её история мало известна даже тем, кто занимается изучением этого периода. Данная книга - попытка представить некоторые события трагедии - некоторые события; все остальные потеряны навсегда. Вся история не будет известна никогда.

* Диктатура Антонеску

Как и большинство фашистских лидеров, Ион Антонеску прошёл путь от тюрьмы до власти. Он не был политическим лидером. Он сам говорил: "У меня нет политической партии, нет политических последователей. Я не знаю, кому какую должность поручить в каком департаменте". Он принял звание маршала и помпезный титул "Лидер страны". В правительство вошли его преданные друзья - Михай Антонеску (не родственник), несколько генералов армии и лидеров Железной гвардии. Он провозгласил Румынию "легионерным государством".

Наступила пора жестокого террора. В январе 1941 года погромы прокатились по всей стране. В Бухаресте террор достиг наивысшего предела, когда нескольких евреев приволокли на бойню и обезглавили гильотиной. Легионеры экспроприировали фирмы евреев. В дальнейшем имели место противостояние, стычки, разрыв между Антонеску и главой легионеров. Румыния была полностью закабалена немцами. Количество оккупантов достигло 500 000.

Началось восстание легионеров, произошли столкновения между силами диктатора и легионерами. Легионеры грабили еврейские дома, пытали и убивали их обитателей, уводили в лес и расстреливали. Восстание легионеров было подавлено. Ион Антонеску стал единоличным правителем страны. 22 июня 1941 года Германия начала войну против СССР. В течение четырёх лет судьба Румынии была в руках этого диктатора. Импульсивный и эмоциональный человек, он не был фанатиком железной нацистской идеологии. Он любил свою страну с преданностью солдата, готового в любой момент пойти за неё даже на фронт.

Он не колебался, уничтожая еврейское население. Хотя, похоже, добро и зло боролись в этом человеке. Он напоминал средневекового экзекутора, который, прежде чем убить жертву, просил у неё прощения. Он отстоял 16000 черновицких евреев от депортации и, таким образом, фактически спас им жизнь. Тремя годами позже он уже сожалел об этом акте милосердия. Творя свой суд, он уверял: "что касается его - так он ни одного еврея не оставил бы в Румынии". Во время правления Антонеску "только" 300000 евреев были обречены на смерть. Должны ли мы быть благодарны убийце сотен тысяч людей за то, что он не убил больше?

Массовые убийства

22 июня 1941 г. Гитлер напал на Советский Союз. Румынское наступление началось 11 днями позже. Антонеску заявил министрам своего кабинета в первые дни войны: "Рискуя, что некоторые традиционалисты среди вас не поймут меня, я - за насильственную эмиграцию еврейских элементов Бессарабии и Буковины. Они должны быть переправлены за границу. Мне безразлично, будем ли мы выглядеть в истории, как варвары. Более удачного момента никогда не существовало в нашей истории. У вас есть мои приказы. Я прошу вас быть беспощадными. Слюнявость, сюсюканье, философский гуманизм здесь не уместны. Давайте воспользуемся преимуществом данного исторического момента и очистим землю Румынии и нашу нацию от всех напастей, которые сыпались на нас в течение столетий.

Я говорю вам - тут нет закона! Поэтому без лишних формальностей, при полной свободе действий, отбросив осторожность, если нужно - стреляйте из автоматов!"

Антонеску обозначил свою политику следующими словами: "Таким образом, я предоставлю возможность совершать массовую резню. Я отсиживаюсь в своей крепости, после завершения массовых акций я восстанавливаю порядок".

Приказ № 193-941, изданный начальником штаба 4-й румынской армии, гласил: "Вражеские агенты пытаются совершать акты саботажа, снабжают врага информацией, даже убивают отдельных воинов. Еврейское население принимает активное участие в этих акциях. Мы требуем быть безжалостными по отношению к этим преступникам".

3 июля 1941 года Румыния начала своё наступление. В тот же день румынские части вошли в Чудей, городок вблизи границы. Ими командовал майор Валериу Карп, который годом раньше, во время румынского отступления перед наступавшей советской Армией, приказал уничтожить 36 евреев в этом самом городке. В своём садизме он дошёл до того, что заставлял даже солдат-евреев стрелять в своих собратьев. Его собственная дочь активно участвовала в убийствах. Теперь, вернувшись на арену своих прежних преступлений, он приказал уничтожить 450 из 500 евреев. Остальных загнали в гетто. Так же вела себя вся румынская армия по мере своего продвижения. 4 июля она заняла город Сторожинець, и в нём были убиты 200 евреев. В Ропсее солдаты использовали членов семьи Хасс в качестве живых мишеней, чтобы практиковаться в стрельбе. Маленькая девочка из этой семьи, ещё не убитая, просила солдата пустить в неё пулю - и получила её. В городах Стэнешть, Джадова Ноуа, Джадова Веке женщин изнасиловали, мужчинам отрезали бороды, многие были убиты. Из 400 местных евреев Костешти и Глиница в живых осталось лишь 40. Еврейского хирурга доктора Зальцмана позвали ассистировать при родах румынской женщины. После того, как он принял ребёнка, отец женщины избил его, и румынский офицер выстрелил в него. В отчаянии доктор пытался покончить с собой.

Напрасно евреи города Херца искали спасения в своей синагоге. 5 июля претор приказал схватить 100 из них и уничтожить. В тот же день в Вийните, местонахождении святого Хагера, раввинской династии и почитаемого центра еврейской жизни, был убит 21 еврей. В близлежащем городке Росточи были уничтожены все евреи, кроме десяти.

Ужасающим событием этого чёрного дня, 5 июля, было вступление румынских воинских частей в город Черновцы, столицу Буковины, где еврейское население составляло 50000 человек. Румыны сразу же окружили и начали грабить еврейскую часть города, убивая сотни евреев. На следующее утро с прибытием основных сил стартовали массовые убийства, проводимые совместно румынскими и немецкими солдатами. Румынские войска при поддержке войск СС под командованием Олендорфа систематически проникали в дома, продвигаясь от улицы к улице, убивая молодых и стариков, мужчин, женщин и детей. В течение 24 часов число жертв достигло 2 000.

Гестапо арестовало 400 ведущих евреев Черновцов, в их числе - Главного раввина доктора Марка. В течение двух дней жертвы подвергались бесконечным пыткам. Немцы открыли огонь по большой синагоге и повели доктора Марка на верхний этаж Дворца культуры, чтобы он оттуда наблюдал душераздирающий "спектакль". Потом раввина и других заключённых доставили на берег реки Прут и расстреляли.

Полицейские подразделения гнали 300 евреев к полицейскому управлению, где женщин обыскивали, искали драгоценности, затем отпускали домой.

Мужчин оставили на 5 дней, освободили за выкуп - по 40-50 долларов за каждого человека или за эквивалентные драгоценности. Оставшаяся часть Северной Буковины была оккупирована спустя несколько дней. И массовые убийства продолжались. Количество убитых составило: в Косман - 27, в Зониаке (Звиниоче) - 130, в Рапужнець - 32. Войсковые части оккупантов, продвигаясь на восток в направлении города Хотин, 2 июля заняли город Новая Сулица, в котором убили 800 евреев, а оставшихся в живых заключили в гетто. 4 дня спустя вновь назначенная власть приказала изгнать 60 евреев из гетто и уничтожить их. В тот же день остальные румынские соединения достигли Единець, где образовали большой концлагерь для евреев. Вступившие румынские солдаты устроили расправу над 500 евреями; побросали убитых в три массовые могилы и затем расстреляли и копателей ям. В течение следующих 5 дней было убито 12 евреев в городе Липкань и 40 - в Ленкэуць. В Чепелеуць была истреблена вся еврейская община (160 человек).

Прокатившиеся страшные акции происходили на северном участке румынского фронта. Подобные зверства совершались и на центральном направлении фронта. В начале июля были оккупированы район Бэлць (Бельцы) и его одноименный центр. Накануне немецко-румынские самолёты разрушили три четверти города Бэлць. Ежедневно в 4-5 часов пополудни самолёты сбрасывали на дома зажигательные бомбы. Охваченные огнём, дома горели ночью, как громадные факелы. В эти дни многие евреи бежали в соседние города (Влад, Таура Веке, Таура Ноуа), в которых потом румынские войска грабили, насиловали женщин и девушек, убивали мужчин.

Такие омерзительные акции в этих городах вызывали возмущение даже у немцев. 8 июля румынское подразделение собрало 50 евреев в городах Таура Ноуа и Таура Веке. Ограбив их, они приказали им лечь лицом в грязь и расстреляли их. Майор Рэнк из главного штаба 9-й немецкой армии послал румынскому начальнику штаба документы об этих преступлениях и предупредил начальников штабов, что "такое обращение наносит урон престижу румынской и немецкой армий в глазах мирового общественного мнения". Подобные послания были, однако, исключением, а не правилом для немецких военных.

9 июля отряды 9-й германской армии заняли Бэлць. Бежавшие евреи начали возвращаться в город - и их заключили в два гетто, созданные по приказу немецкой военной полиции, которую возглавили полковник Коллнер и капитан Праст. Одно гетто было во дворе банка Молдовы, другое - в тюрьме.

11 июля 1941 вечером под предлогом, будто они стреляли в немцев, 10 евреев забрали из гетто и убили. Между тем по приказу капитана Праста был создан административный комитет гетто, во главе его стал Бернард Вальтер, бывший помощник мэра города Бэлць и президент Торговой палаты. Этот комитет создали для того, чтобы он заботился о продовольственном снабжении и санитарных условиях в лагере (гетто). 15 июля пополудни членов комитета вызвали в немецкую полицию, где капитан Праст потребовал список коммунистов для расстрела. И добавил, что если список не будет выдан ему, то евреи, в первую очередь все члены комитета, будут убиты.

Комитет, солидарный с президентом, без колебаний отказался выдать нацистам своих, после чего Праст арестовал их. Затем их обыскали, ограбили, и они были препровождены один за другим во двор банка Молдовы. Их вели под конвоем, перед глазами охваченных ужасом членов их семей и других евреев, к забору в конце двора. У забора члены комитета оставались полчаса, там их пытали немецкие солдаты, издевались над ними, фотографировали. Группу заложников завели в подвал банка, где они рвали на себе волосы, молились, кричали, бросались к ногам палачей.

Около 8 часов вечера на грузовиках их повезли в Слободзия-Бэлць, где находился карьер (каменоломня). Их разделили на группы по 15 человек и заставили копать могилы для себя. Когда могилы выкопали - их заставили лечь на землю лицом вниз. Каждый получил пулю в затылок. Одни погибали сразу, другие обращались к убийцам и просили ещё пулю. Умерших должны были закапывать те, кто ещё был жив. Один-единственный, кто избежал расстрела в этой группе, был Бернард Вальтер. Имея много друзей в кругах румынских властей, он остался жив благодаря усилиям преданного ему начальника румынской полиции.

15 июля ночью 20 других заложников были расстреляны под выдуманным предлогом, будто они стреляли в немцев. Наконец, немецкие войска и гестапо покинули Бэлць. Евреев передали в распоряжение румынского майора Иону Граду. Он переправил узников гетто в лес вблизи Рэуцел. В разрушенном сарае, окружённом колючей проволокой, обнажённых заключённых охраняли солдаты. Там многие узники умерли. Позднее из лагеря Рэуцел оставшихся в живых евреев депортировали в Маркулешть, а оттуда - Транснистрию.

Трагедия мучеников гетто города Бэлць - это лишь часть той катастрофы, которая имела место в действительности в этом районе. Еврейское население этого района, согласно переписи 1930 года, составляло более 31000 человек. 17 июля 1941 года генерал Ион Топор доложил штабу армии, что численность оставшихся евреев 3 841 и ещё 5000 на пути в Бэлць. Эти данные показывают, что более 20000 человек погибли. Некоторые бежали в Россию; так как советские войска быстро отступали, то число их не могло быть велико. Следовательно, говоря, что 17 - 18 тысяч были убиты, мы не преувеличиваем.

В местечке Маркулешть, Сорокского района, процветавшая сельскохозяйственная колония была разрушена. Созданная Еврейской ассоциацией колонистов, она насчитывала 2 300 фермеров и имела развитое стабильное хозяйство. 8 июля румыны оккупировали город, собрали евреев, объявили их заложниками и убили 18 из них, включая раввина. Последовала общая резня в течение 4 часов. Были убиты 1 000 человек. Солдаты продолжали безумное кровопролитие в местечках Флорешть, Гура Каменка, Гура Кэйнарий. Число жертв невозможно определить. В Климауць - примерно 300. 17 июля румыно-немецкие войска вступили в Кишинёв - столицу Бессарабии с еврейским населением свыше 50000. Были уничтожены тысячи и тысячи евреев, среди них и возглавлявший городскую еврейскую общину пожилой раввин Ю. Л. Цирельзон.

В конце июля 1941 г. Северная Буковина и Бессарабия - территория, на которой проживало более 276 000 евреев - была занята немецкими и румынскими войсками. Массовые убийства этого периода подходили к концу. Продвижение румыно-германских армий было таким быстрым, события развивались столь стремительно, а ужас столь парализующим, что не возникало ни возможности, ни желания заниматься описанием всех происходящих событий. Для этого не было и физической возможности. Переживших кровавые бани, изгнанных из своих домов евреев концентрировали в гетто и отправляли в ссылку, в условия, где даже мысли о том, чтобы послать кому-то сообщение или вести и хранить дневник были невозможны. Вся история массовых убийств не будет раскрыта никогда.

ДЕПОРТАЦИЯ

Вскоре узников гетто начали под конвоем переправлять в восточном направлении. Позади остались их дома - уже ограбленные или которые ещё будут ограблены населением и властями; их умолкнувшие синагоги, пустые школы и заброшенные кладбища. Толпы обреченных людей, группа за группой, шли по дорогам Северной Буковины и Бессарабии. Из деревень их гнали в города, ставшие "пунктами концентрации". Затем - к Днестру (в Румынии его называют Нистру), по другую сторону которого простиралась бескрайняя равнина Украины. Это была часть той земли, заключённой между Днестром и Бугом (и известной в течение трех лет как Транснистрия), куда и были изгнаны, в конечном счете, евреи. Мосты, ведущие из Бессарабии в Транснистрию, стали "пунктами перемещения", через которые "вышвыривали из страны" евреев.

Массовая депортация осуществлялась в три фазы. В июле 1941 года поступил приказ о депортации евреев из Северной Буковины и Бессарабии. Их выселение закончилось в середине ноября. К этому времени в этих двух провинциях оставались только те евреи, которые были сконцентрированы в трех городах: в Черновцах - 50000; в Сторожинцах - 2000 и в Кишинёвском гетто - 10000.

8 октября Антонеску приказал выслать евреев из этих трех городов, а также евреев Южной Буковины и Дорохойского района. Их высылка завершилась к концу декабря. Однако в последний момент 20000 евреев Черновцов получили разрешение остаться. Из них 4000 впоследствии были эвакуированы во время третьей волны депортации в июне 1942 года.

Самые первые группы, гонимые к Днестру, составляли бессарабские евреи, жители близлежащих местечек и сёл.

8 июля инспектор жандармерии Бессарабии приказал собраться отдельно всем сельским евреям. Шестнадцатью днями позже 25 000 евреев севера Бессарабии были переправлены в город Кослар в Транснистрии. Всё, что они испытали до наступления этого дня, неизвестно. Некоторые зафиксированные факты свидетельствуют о том, что они многое претерпели.

Евреев, уцелевших в районе Хотина, этапировали и над ними издевались по дороге конвоиры - солдаты и юнцы-допризывники. В селении Романкауць они останавливались, чтобы насиловать женщин и девушек. Эти 25 000 жертв были первыми из доставленных в Транснистрию. На Севере Буковины самые первые высылки начались в Сторожинецком районе. В начале июля в городе Сторожинец было три гетто. Местных евреев- мужчин поместили отдельно в школе, а женщин - в приюте, в то время как 2 500 евреев из окрестных деревень согнали в синагогу. Им всем запрещалось покидать указанные места. Они не могли покупать себе какие-либо продукты питания; многим приходилось питаться одной травой. Начальник полиции полковник Александреску мучил и избивал их.

Лагеря

Поскольку невозможно было всех евреев сразу "швырнуть" через Днестр, власти решили устроить для них в Бессарабии лагеря, в которых их будут содержать до начала эвакуации.

В августе месяце 1941 г. в Бессарабии были следующие лагеря.

Район -       Населённый пункт -         Количество узников

Бэлц -                         Лимбений Ной          -                 2634

Бэлц -                                 Рышкань           -                3072

Бэлц -                                   Рэуцел            -                3253

Сорока-                           Вертужень            -               22969

Хотин -                              Секурень            -               10400

Хотин -                               Единець             -               11762

Лэпушна -                          Кишинёв             -               10400

Общее количество                                 -                64446 человек

Лагеря фашистской Европы внесли свой вклад в несмываемый позор человеческой истории. Преступники ответственны и за попытки сокрытия условий, которые преобладали в лагерях, за действия, совершенные в них. Румыния была единственной страной, где официальная корреспонденция давала отчёты, хотя бы частично соответствующие реальной ситуации.

Условия в Кишинёвском гетто не отличались от других лагерей. Кишинёв был столицей Бессарабии. В 1940 году еврейская община города насчитывала 50 603 человека. Этот большой центр еврейской жизни и просвещения возглавлял пожилой Главный раввин И. Л. Цирельзон, всемирно известный ученый, член Румынского Сената, в котором он в течение многих лет бесстрашно и решительно боролся с антисемитизмом.

17 июля 1941 эта процветавшая община была разорена, опустошена кровопролитием, организованным немецкими и румынскими войсками. Оставшихся в живых 10 311 человек изгнали из домов, им позволили взять с собой лишь то, что они могли нести на своих плечах. Они были загнаны в гетто и втиснуты по 20 - 40 человек в комнату в разрушенных бомбёжкой домах Им не разрешали покидать гетто. Солдаты и офицеры грабили их. Капитан И. Параскивеску за 15 дней службы в гетто устроил у себя дома настоящий базар восточных ковров, наборов китайского фарфора и т.п.

Жизни евреев зависели от прихоти угнетателей. 1 августа немецкий офицер потребовал 250 мужчин и 200 женщин для работы. Среди мужчин он выбрал лиц с высшим образованием, среди женщин - при помощи монокля - красивых. Вечером того же дня 39 человек вернулись и сообщили, что все остальные убиты. Евреев из гетто послали для закапывания общей могилы.

Неделей позже румынский дорожный инспектор забрал 500 евреев для работы; 200 возвратились измученными, калеками, об остальных никто больше ничего не слышал.

Развращенности убийц и преследователей противостоял героизм еврейских жертв. Адвокат Шапиро (его имя не упомянуто) проявил удивительную изобретательность: он достал униформу армейской офицера, в которой вылетел на военном самолете в Бухарест, чтобы попытаться предотвратить депортацию своих собратьев. Его усилия, однако, были безуспешными. Останься он в столице - возможно, oн сохранил бы свою собственную жизнь. Но он вернулся в гетто - и погиб вместе с тысячами своих соплеменников.

ПОМОЩЬ, РЕПАТРИАЦИЯ И ПОПЫТКИ СПАСЕНИЯ

Люди по-разному проявляют себя в трудные времена, в критических обстоятельствах: герои, которые отдают свои жизни для спасения других - с одной стороны, и предатели - с другой стороны. Имя кишинёвского "адвоката Шапиро", совершившего фантастический полёт в Бухарест с целью помочь собратьям, избравшего возвращение в гетто и гибель вместе с ними; имена могилёвских и шаргородских врачей, которые во время эпидемии жертвовали собой в больницах; имя такого бесстрашного борца и защитника своих собратьев, как Вильям Фильдерман, - не забываемы и сегодня. Были, однако, среди евреев и самые низкие негодяи. Одним из них был д-р Н. Гингольд, президент Еврейского Центра Румынии.

Ион Антонеску, следуя нацистским образцам, распустил национальные организации, действительно представлявшие еврейство страны (еврейский совет Румынии - ЕСР, Федерацию синагог), и создал еврейский центр (ЕЦ) под руководством раболепствующих трусов, предававших своих товарищей ради собственной выгоды. Позиция Гингольда ни в каком вопросе не была более отталкивающей, чем в вопросах помощи депортированным.

С самого начала д-р Гингольд придерживался мнения, что акция помощи депортированным должна быть отложена до тех пор, пока её идея не будет согласована с правительством; а правительство считает их врагами страны, и такое отношение должно быть ко многим евреям. Каждый, кто занимается оказанием помощи депортированным, берёт на себя весьма серьёзную персональную ответственность и рискует. Эта позиция, конечно, не разделялась подлинными еврейскими лидерами. В результате их работы 10 декабря 1941 года было одобрено решение ЕЦ (первоначально Федерации синагог, распущенной вскоре) послать помощь депортированным. Это было одним из достижений, прежде всего, в эти апокалипсические дни, когда официальная политика была направлена на уничтожение евреев.

Д-р Зиммер сформировал в ЕЦ комитет помощи в составе себя самого, А. Швефельберга, Фреда Шарага и д-ра Е. Костинера. Д-р Гингольд вынужден был принять во внимание эти обстоятельства. Однако он сохранил за собой право контролировать и подписывать корреспонденцию комитета. Он в полной мере пользовался этим правом. Были случаи, когда некоторые письма неделями ожидали его подписи. Эта политика промедления значительно затрудняла акции комитета и погубила множество евреев.

Комитет помощи обращался к евреям Румынии за деньгами и вещами. Нельзя было ожидать особенно значительных взносов, поскольку евреи были доведены до нищеты различными "румынизированными" постановлениями. Они должны были сдавать часть своей одежды на военные нужды, вносить большую контрибуцию в счёт национального военного займа и в дополнение платить непомерный налог, в сумме составлявший 4 миллиарда лей ($8 000 000).

Было принято решение, что надо увеличить на 15% налог в фонд помощи депортированным. Так было собрано 110 миллионов лей на благотворительные цели, но беспринципный д-р Гингольд выделил только 16,626 млн. на эти цели.

Работа комитета помощи в таких условиях достойна восхищения (!).

Данные о помощи узникам лагерей следующие:

Наличные         -                      79462000 лей

Наличные для отдельных лиц - 81669000 лей

Питание            -                      24000000 лей

Медицина         -                       14458000 лей

Всего         -          199589000 лей     (около $400000)

Были посланы: одежда стоимостью 270 844 лей (5400 дол.); тонны соли, угля, оконного стекла; а также старьё, верёвки, гвозди, лопаты и различные инструменты для ремесленников.

В тот же период был сформирован другой комитет помощи, в который вошли Бертольд Собель, Сало Шмидт и другие. Его казначеем был Траян Покопович, занимавшийся подпольным сбором суммы, эквивалентной 200 000 дол. Они поддерживали и высланных в Транснистрию, и обнищавших евреев Черновцов.

Сумма, поступившая от американских еврейских организаций, была сравнительно небольшой - 25000000 лей (50 000 дол.).

Возвращение в Румынию

Еврейские лидеры сосредоточили свои усилия на возвращении в страну сирот. Они просили разрешения репатриировать 5 000 сирот, лишённых как обоих, так и одного из родителей. Д-р Гингольд рекомендовал репатриацию только тех сирот, которые лишены обоих родителей. 12 ноября 1943 г. международная комиссия решила удовлетворить предложение Гингольда; в начале 1944 года она объявила о намерении разрешить возвращение 2 500 сирот.

6 марта 1944 года группа, состоящая из 1 846 сирот, прибыла в город Яссы, и их разместили в различных общинах.

Весной 1944 года Ион Антонеску больше не сомневался в исходе войны. Глядя на карту, он сказал своему приближённому, шефу секретной полиции:

- "Смотри, Кристеску, это не фронт, это - катастрофа". Сейчас он, почти как год спустя Гиммлер, искал способы сокрытия совершённых им тяжких преступлений. Отменив свой приказ от 27 января 1944 года о запрещении репатриации, он приказал 14 марта репатриировать всех депортированных евреев. Но было слишком поздно. Большое русское наступление, начатое 10 марта под Уманью, привело в последующие недели к очищению всей территории Транснистрии от оккупантов.

Один из еврейских комитетов, выехавший из Бухареста для оказания помощи в репатриации погибающих ссыльных в Могилёве, не смог добраться до этого города. Другому комитету спасения удалось достичь Балты и вернуть в страну 2 518 депортированных. Всем им разрешили вернуться в свои дома, кроме 563 обитателей Вапнярки, интернированных в Тыргу-Жиу.

Результаты усилий по спасению следующие:

 

  • Репатриировано сирот - 1 846 чел.
  • Репатриировано евреев Дорохоя - 1 500 чел.
  • Репатриировано выживших из поселившихся в России - 70 чел.
  • Репатриировано из Балты - 2 518 чел.
  • Репатриировано из Вапнярки - 410 чел. (17 из 427 были задержаны)
  • Всего - 6 344 человека

 

ЗАБЫТОЕ КЛАДБИЩЕ: ЗЛОВЕЩАЯ СТАТИСТИКА

Транснистрия стала кладбищем для более чем 200 000 румынских и русских евреев. Сейчас представим подробнее зловещую статистику этой чёрной главы в истории нашего столетия.

Согласно переписи населения Румынии 1930 г., а также от 6 апреля 1941 г. и от мая 1942 г., численность евреев Буковины и Бессарабии в 1930 г. составляла 301 886. В 1940 г. их численность была ненамного меньше. Часть из них бежала вместе с отступавшими русскими, многие были убиты, остальные депортированы, за исключением 16 000 евреев Черновцов. Прокатились три волны депортации: с 12 сентября по 10 ноября 1941 г., с 9 октября по 31 декабря 1941 г. и в последующий период. Сразу же после начала русско-германской фазы второй мировой войны, 22 июня 1941 г., евреи Бессарабии (кроме кишинёвских) и Северной Буковины (т.е. северная часть района Радауц и весь Сторожинецкий район, кроме города Сторожинець) были изгнаны и сконцентрированы в трёх лагерях в Бессарабии. С 12 сентября по 10 ноября они были депортированы из Бессарабии в Транснистрию (первая волна). Новая перепись, проведенная перед началом депортации, показала, что в лагерях Единець, Секурень и Вертужень находилось 54 028 евреев.

Во время второй волны были депортированы евреи Кишинёва, города и района Черновцов и Южной Буковины (районов Сучава, Кымпулунг, Радауц и Дорохой). Из кишинёвского гетто были высланы около 10 400 человек. Из всего еврейского населения города Черновцы и его окрестностей, составлявшего 49 500 человек, депортировано около 29 500; Из города Сторожинець депортировано 2000 евреев; из еврейского населения районов Сучава, Кымпулунг, Радауц, общей численностью 18 180, был депортирован 17 961 человек вмеете с 11 547 из района Дорохой.

Последние депортации в июне 1942 года включали 4000 евреев из Черновцов; из Тыргу-Жиу, тюрем и других мест сослали в лагерь Вапнярку 1046 человек; 1l72 человека депортированы в другие местности. К ним надо добавить 8 500 жертв из 25 000 конвоируемых румынами в Транснистрию 25 июля 1941 года, но пригнанных обратно немцами 17 августа 1941 г. Общее количество евреев в период последних депортаций (октябрь - декабрь 1941 г.) составило 140 154.

Необходимо подчеркнуть, однако, что фактическое число депортированных было намного больше. Невозможно определить, даже приблизительно, сколько тысяч погибло в лагерях Единець, Секурень и Вертужень в период с 22 июня по 12 сентября 1941 года, и сколько сотен расстреляно по дорогам из этих лагерей через "ворота" в Транснистрию.

16 сентября 1943 года генеральная инспекция румынской жандармерии представила министерству внутренних дел Румынии подробный отчёт о лагерях Транснистрии с описанием ситуации по состоянию на 1 сентября 1943 г. Надо учесть, что за семь месяцев, прошедших после указанной даты, вплоть до освобождения 20 марта 1944 г., много узников умерло. Другие, например, партизаны Бершади и некоторые обитатели Вапнярки, были убиты. Всё же указанный отчёт даёт наиболее полное представление о количестве депортированных и жертв в предшествующие месяцы.

Данные отчёта жандармерии показывают, что в различных лагерях Транснистрии был 50 741 заключённый и 1 656 в лагере Вапнярка, всего 52 397. Учитывая, что 140154 были депортированы, приходим к неизбежному выводу: погибло 87757 евреев Румынии. Из местных евреев истреблено 130000 человек: 20 000 в Одессе, 48000 в Богдановке, 18000 в Доманёвке, 4000 в Акмечетке и 40000 в Березовском районе эсэсовцами |генерала Отто Олендорфа.

Таким образом, 217 757 евреев было уничтожено на огромном кладбище Транснистрии.

Следует ещё установить ответственность за совершённые преступления.

Из общего числа депортированных в Транснистрию немцы убили в Баре 12000; в Гайсине - 1230; в Ладыжине - 3000; в Раштадте - 1000; в Печоре - 1250; в Мостовом - 120; в Тульчине - 200; всего - 18800. Кроме того, немцы убили 40 000 местных (советских) евреев, итого 58000 в этом регионе. Они также уничтожили большое число бессарабских евреев в Сказинцах.

Из общего количества 87 757 погибших румынских евреев 18 800 убиты немцами; румыны убили 68 957 румынских евреев. Так как они уничтожили 70 000 советских евреев, то ясно, что румыны истребили 138 957 евреев в Транснистрии.

Ссылка на давление немцев не освобождает Антонеску и его палачей от ответственности и не смягчает их вины. Надо ещё только напомнить о героическом сопротивлении Болгарии, Дании и Финляндии, спасших еврейское население этих стран от трагической участи. Таким образом, хотя главная ответственность ложится, конечно, на правительство национал-социалистов Германии, режим Антонеску предстаёт как соучастник самых чудовищных преступлений в истории.


Перевод с издания: Transnistria:
The Forgotten Cemetery by Julius S. Fisher.
South Brunswick New York Thomas Yoseloff London, 1969

ВОСТОЧНАЯ ТРАНСНИСТРИЯ

В соседнем уезде - Голтянском - события разворачивались не менее круто, несмотря на более позднее вхождение туда оккупантов.

Этот большой уезд с центром в Голте (ныне г.Первомайск, Николаевской области) включал в себя также Кривоозерский, Доманевский, Врадиевский и Любашевский районы. О том, что было в уездном центре после 3 августа 1941 года, когда ворвались туда фашисты, позволяет судить сборник "СССР в Великой Отечественной войне. Краткая хроника", изданный в Москве (1970):

"В первые же дни фашисты расстреляли более тысячи жителей".

Там же, в Голте, местный префект подполковник Модест Изопеску издал распоряжение, напечатанное в указанном номере "Прибугских известий": "Ввиду организации бюро труда... произвести переучет всех трудоспособных жителей", и при этом "явка обязательна" была "для всех граждан в возрасте от 14 до 70 лет". И снова там высказывалось насчет "строгого наказания нарушителей".

Ну так трудно ли представить, какая участь ожидала местных евреев?

Из архива (фонд 2332, описи 1 и 4, дела 2 и 4, листы 3 и 4) следует, что гитлеровцы замучили и расстреляли там более 8 тысяч жителей.

В этом документе, как и в другом - по Очакову, если уточнять, - приводится формулировка о расстрелянных: "советские люди" или просто "жители". В официальных советских документах сталинского периода так неопределенно обозначалось еврейское население, и лишь теперь можно прямо сказать, что именно скрывалось за этим туманным выражением...

"В Кривом Озере за время оккупации были замучены и убиты свыше 800 местных жителей" ("Николаевская область", Киев, 1981 г. стр. 458).

Село Гелосково: "Здесь расстреляли 421 еврея из числа колхозников, проживавших постоянно, в селе Гаусово - 40 человек, в селе Богачево - 131 человека, в селе Лукановка - 156 человек" (дело 191, лист 7).

Казалось бы, это небольшие цифры по сравнению с другими жертвами в такой местности, как Акмечетка или Мостовое. Но ведь дело не в количестве, а в самом факте расправ над населением и даже просто в издевательствах над евреями.

Об этом, в частности, свидетельствует документ по Веселиновскому району Голтянского уезда: "Во время оккупации фашисты жестоко издевались над жителями села Веселиново". А ведь этот райцентр - к тому же большая железнодорожная станция!

О том, что конкретно грозило евреям, попавшим туда, в Голтянский уезд, можно судить по разным воспоминаниям.

Так, прежде чем оказаться в руках немцев, жительница советского Первомайска успела после жестокой бомбардировки городка доехать до Днепропетровска. Ей Е. Д. Ройзик, тогда, правда, "не было и месяца от роду", как она теперь пишет. Но, вернувшись с матерью домой, малютка подверглась опасности уничтожения - и еще какой опасности, если признаться... нечто еще не слыханное! "Несколько еврейских семей, в том числе меня и маму, прятали в каком-то погребе, а я плакала, так как у мамы не было молока. И тогда все эти люди начали уговаривать маму, чтобы... задушить меня. Мол, почему они должны все погибнуть из-за ее ребенка? Мама, конечно, была в ужасе: она положила свою ладонь на мой рот - и я таким образом оставалась трое суток без капли воды и еды. Промолчала, как все хотели... видно, судьба была мне выжить, несмотря ни на что!"

Но и такая крошка, как она, пишет теперь, "попала в гетто вместе с мамой, и туда же попала моя бабушка Лея Лейбовна Мирольская, вскоре переведенная в Богдановку, так что мы ее больше не видели". Оставаясь в гетто в районе Голты, они находились вместе с двоюродным братом, которому исполнилось 16 лет, с сестрой в 17 лет и маленькой сестричкой 3 лет. Но вскоре эта семья была разлучена - и самым коварным образом: "Брата и старшую сестру немцы вывезли в церковь, а оттуда посадили на машину вместе с еще многими подростками - и повезли их на расстрел. Тогда мать схватила свою маленькую дочку и страшно кричала, а старшие дети тоже истерически отзывались с машины: "Прощай, мамочка!" И больше их никто не видел..."

Слегка подросшая Ева Ройзик во время перекличек в гетто, еще ничего не понимая, вставала, когда называли ее фамилию, и кричала "Есть!" В то же время на ее глазах расстреляли сына одного мужчины, а когда его отец подбежал к немцу и закричал: мол, если вы убили моего сына, то убейте и меня, то его тут же расстреляли... Вот что довелось пережить этой малютке!

Примерно так же мучилась со своим ребенком Х. Р. Сигал - уроженка местечка Кривое Озеро (бывш. Одесская область, ныне - Николаевская). Во время бегства под бомбежками она добралась до Южного Буга, а когда был занят Первомайск, позже переименованный в Голту - как и до революции, то ей пришлось вернуться назад в маленькое еврейское местечко. "Сразу нас всех собрали, - рассказывает она, - чтобы взять заложников, а остальных избивали и издевались над нами. Потом стали гонять на работу, и я вынуждена была брать с собой ребенка, привязывая его на спине..." О том, что довелось испытать этой матери с ее несчастным ребенком в Доманевке, куда их пригнали впоследствии вместе с другими, будет дополнительный рассказ в описании условий пребывания в этом лагере смерти.

Еще страшнее выдалась судьба ребенка, родившегося там же, в лагере, во время угона еврейского населения, судя по воспоминаниям А. И. Бильмес. Она вспоминает, что была 10-летней девочкой, когда отправилась с беременной матерью из их села Малой Богачевки после облавы, и обе вынуждены были скрываться на кладбище, пока вокруг стреляли. "Потом мы вернулись в родное село, но нас встретила женщина и сказала, что снова облава, и тогда мы ушли в степь, - рассказывает она. - Дошли до села Секретарки, и там мама в сарае родила".

Можно представить себе состояние такой роженицы в той обстановке... и хорошо еще, что хозяин этого дома забрал их к себе. Но на второй день снова была облава: полицай ходил по домам и искал евреев, так что пришлось уйти в степь, как и раньше. И тогда... ребенок у них на руках замерз. "Сколько я буду жить, - сокрушается Анна Исааковна, - я буду помнить писк этого ребенка. И еще то, как мама положила его на огороде возле крайнего дома села, а сами мы спрятались в скирде соломы. Пролежали там семь суток - без воды и еды, а когда вышли, мама попросила хозяйку закопать сына..."

После всех мытарств они попали в Кривое Озеро, откуда многих угоняли в Доманевку. О том, что было там же, в Кривом Озере, с другими евреями, рассказывает местный житель этого села, расположенного на территории нынешней Николаевской области. Он тоже потом попал в Доманевку вместе с односельчанами, из которых называет Фриду Киф, Михаила Вайнера, Фриду Зменер, а также свою мать, хоть и не указывает своего имени и фамилии на страницах воспоминаний, написанных от руки старательным, почти детским почерком. Как видно, это была девушка, которая там же встретила своего мужа, попавшего в плен, а когда вскоре у них родился ребенок - тоже сын, то мужа угнали в другой лагерь, и о нем поныне ничего не известно. Но сын все же остался жить - несмотря на тамошние условия! "В 1944 году Красная Армия освободила нас, и мы вернулись в Кривое Озеро", - заключает она. Все-таки жизнь восторжествовала!

О тех же жителях Кривого Озера - о Ф. Зменер с мамой и сыном, Ф. Киф с дочкой и мужем и М. Вайнер с женой и дочкой - рассказывает их земляк Л. М. Орниш. Они вместе шли по этапу из своего села: "Людей гнали, как скот, никто не знал, куда и зачем. Колонну сопровождали румыны и русские полицаи. Одного из них мама хорошо знала, этого человека звали Тодор. До войны моя бабушка работала в колхозе поваром, готовя еду для колхозников, среди которых был он. Теперь, когда колонну угоняли в большом темпе, не успевавших отводили в сторону и расстреливали. Так же моего деда, у которого была больная нога, толкнули в сторону и расстреляли, - и это сделал полицай Тодор. А мама, под страхом смерти, даже не могла поднять голову и посмотреть туда..."

Но после прибытия в Доманевку эта семья все же восполнилась. Мать Орниша родила - и это был он, Леонид Михайлович, автор воспоминаний. При этом вырастить младенца помогла местная русская женщина - как он ее называет, "тетя Оля", которая дала маме вещи для него, оставшиеся от внучки. В этом же доме вся семья Л. М. Орниша, кроме отца, угнанного раньше в другой лагерь, встретила своих освободителей - воинов Красной Армии. А впоследствии они добрались домой, всегда ночуя у других русских жителей, с которыми сохранили добрые отношения и после войны... Из остальных земляков сохранилась Ф. Зменер, тоже вернувшаяся в Кривое Озеро.

Еще один житель Кривого Озера - М. И. Язовицкий - вспоминает не только про военный этап из родного села ("на одной подводе со всем скарбом... лошади не могли тянуть такой груз... совет старейшин решил вернуться..."), а также про расстрел еврейских жителей после прихода оккупантов, когда погибли и малые дети в противотанковом рву... ("в том числе моя бабушка и тетя с ребенком").

Он рассказывает и об угоне в районный центр Врадиевку: "Загнали всех в одну комнату и держали несколько дней без воды и еды... не выпускали - ждали расстрела!" Откуда ему удалось бежать с приятелем Ромой Гельманом, чтобы вернуться домой.

Но дальше с ним вышло необычно. После ночевки в скирдах он заболел от холода, а также немало намучился от голода и жажды. И потом еще пережил горе, узнав о расстреле матери и сестры вместе с тетей и ее детьми... Казалось бы, жизнь кончена, пока он не попал под конвоем назад - в Кривое Озеро, где стал... обслуживать жандармерию. "Убирали территорию, чистили лошадей, пилили дрова". Там же пристроились и другие: "Со мной был дядя - папин брат. Он работал: вил веревки из конопли, и я ему помогал. Крестьяне привозили материал, а мы им делали сбрую для лошадей..."

Автор как бы смущенно признает, чуть ли не оправдываясь: "Без этого нам, наверное, и не выжить было..." Но можно представить, какое тяжкое моральное испытание, кроме всех физических, пережил этот юноша, потерявший почти всех близких и родных!

Если говорить о том, как оккупанты заставляли работать на себя, то вот наиболее, пожалуй, исключительный случай, о котором рассказал Б. М. Телер, живший до войны в противоположной стороне румынской провинции "Транснистрия" - в Кодыме.

Из этого райцентра его сперва взяли заложником, пока по доносу были расстреляны 100 евреев, а потом погнали по селам, в том числе в Степановку, где разместили в конюшне, "забитой трупами людей", которых пришлось "убрать в сторону и лечь на их место". Тут же всем угрожали "бросить завтра в Буг" в случае побега и в конце концов привели в Рыбницу, в которой, как вспоминает Борис Моисеевич, уже существовало гетто. "Из гетто можно было выходить только на два часа в день, а в восемь утра нас брали на работу, например, грузить вагоны в Германию".

Но однажды выдалась самая невероятная работа: "Мы строили в парке памятник Гитлеру, Муссолини и Антонеску, которые должны были приехать туда". Вот, казалось бы, еще одно мучительное издевательство над людьми - теми, чьи близкие погибали по приказам этих вражеских вождей! И, кроме таких душевных тягот, власти измывались и по мелочам в ходе этих работ: "Один немец сказал, что памятник должен блестеть, а другой сказал, чтобы взять два ведра подсолнечного масла и смазать его... Но от масла "памятник потемнел, и они стали выяснять, кто принес масло. Указали на меня - и стали меня бить. Я потерял сознание, и тогда подбежали сестры и стали отливать меня водой..."

Там же произошел еще один случай изуверства - после доставки из Германии богатых евреев в 1942 году. "Так как в гетто должно было быть определенное число людей, то нужно было уничтожить столько, сколько прибыло..." Но этого извергам было мало: "Они собрали старшин семей в примарию и сказали, чтобы одеть самое лучшее. Привели туда 48 человек, повели их за город в поле". В числе этих угнанных была и мать Бориса Моисеевича, за которой он бежал до окраины города. А потом... "видел, как дали им лопаты, как они выкопали себе яму и как их расстреляли". Ну и еще последнее испытание этого юноши - сына убитой матери: "На другой день нас взяли, чтобы их закапывать".

Но вот, по его словам, случилось не менее ужасное в наше время. 10 лет назад на том же месте начали рыть котлован под строительство... и чего именно - быткомбината. Когда экскаватор вгрызся в землю, то из ковша посыпались кости. И хорошо, что местные власти решили сделать на кладбище братскую могилу и перезахоронить эти дорогие останки с почестями...

Другой уезд  Восточной Транснистрии - Березовский - особенно страшен.

Вот что произошло в таком селе, как Богдановка, ставшем местом массовых расправ и даже своеобразным символом трагедии евреев Одесщины:

"21 декабря 1941 года за околицей села Богдановка раздались злые автоматические очереди. Из оврага поднялся столб густого, как мазут, дыма, жирно испятнав безоблачную небесную голубизну. Над селом потянуло муторным смрадом горелой человечины. Когда ненадолго возникали паузы между выстрелами, доносились приглушенные расстоянием истошные крики.

Так эсэсовская бецирк-команда + 11, дислоцированная в селе Роштад (ныне Поречье Веселиновского района), приступила к осуществлению операции под названием "Подарок Сталину". Ее начало с явным умыслом было приурочено ко дню рождения Верховного Главнокомандующего Красной Армии".

(В. А. Гунихин - "Богдановская трагедия", сб. "Рассекретить, опубликовать..." Одесса, "Маяк", 1989, стр. 131)

Эти кровавые события были подготовлены за полтора месяца - с начала ноября 1941 года, когда стали сгонять тысячи людей партиями от 1500 до 5000 человек. Об этом рассказывается в сборнике "Одесса в Великой Отечественной войне" (глава "Одесса во время румыно-немецкой оккупации"), изданном Одесским областным издательством к 150-летию основания города:

"В лагерь, устроенный в совхозе "Богдановка", находящемся на расстоянии километра от села того же наименования, согнали до 5500 человек. В условиях суровой зимы 1941-1942 гг. заключенных разместили в свинарниках, шалашах и просто под открытым небом. В свинарнике, где раньше содержали 200 свиней, помещали до двух тысяч человек. Заключенные были лишены пищи и воды. Жажду они могли утолить только снегом. Румынские жандармы расстреливали тех, кто пытался добыть себе вне лагеря воду или пищу".

Далее в этом сборнике рассказывается о том, как 20 декабря туда прибыл упоминавшийся эсэсовский отряд под командованием немца Гегеля и как на следующий день начались массовые расстрелы заключенных, продолжавшиеся до 15 января 1942 года. Это описание невозможно читать без содрогания - и тут дело тем более не в цифрах...

"Ежедневно 25-30 палачей, расположившись в нескольких метрах от группы в 15-20 человек, раздетых донага и поставленных на колени у края оврага лицом к обрыву, хладнокровно расстреливали свои жертвы. Убитые и раненые падали на дно оврага, где был сложен большой костер из соломы, камыша и дров. Детей убийцы сбрасывали в пламя этого костра живыми. Особые группы заключенных должны были складывать падавшие в овраг тела на костер. Трупы сжигали круглые сутки. Если легкораненным, пользуясь темнотой, удавалось выбраться из оврага, то их ловили и расстреливали. Немецкие офицеры воинских частей, расположенных в с. Константиновка на противоположном берегу Буга, присутствовали при этих убийствах и делали фотоснимки. К 1 февраля 1942 г. было истреблено около 54 тысяч человек и 2 тысячи было заживо сожжено в бараках".

Под тягостным впечатлением от такой картины поголовного уничтожения не сразу замечаешь, что здесь нигде не говорится о национальности этих жертв. Впечатление, что речь идет обо всех жителях района и даже области, и лишь дальше пишется: "Жестокий террор оккупантов обрушился на еврейское население". И дается характеристика евреев по тем приметам, которые были объявлены оккупантами, а также сообщается о других формах расправ над ними - в Слободском гетто и по пути в Березовку.

О том, что творилось в Березовском районе, стало известно позже органам госбезопасности, когда в их руки попали материалы о массовом уничтожении советского населения, в первую очередь евреев. Об этом пишет журналист Борис Прахье в очерке "Березовское поле".

"...Были разысканы все места захоронения жертв карателей, произведены их раскопки и установлено, что на "Березовском поле" - так называли место массового уничтожения фашистами советских людей - было уничтожено более двадцати тысяч советских граждан из Одессы, Молдавии, западных областей Украины, в том числе около семи тысяч детей".

Автор этого очерка, помещенного в сборнике "...А главное - верность", также рассказывает о конкретных исполнителях расправ над "советскими гражданами" - проще говоря, евреями. То были отряды "зельбстшутц" - уже упоминавшиеся здесь подразделения якобы "самообороны", а на деле - каратели.

О задачах членов таких подразделений сообщил на допросах захваченный в плен один из видных функционеров ближайшего окружения Гиммлера бригаденфюрер СС Панцигер:

"Они охраняли важные военные склады и лагеря военнопленных, вместе с войсками СС, специальными формированиями гитлеровских спецслужб активно участвовали в карательных операциях против советских партизан. Отряды "зельбстшутц"... также выполняли, - признал Панцигер, - специальные, особо тайные задания гестапо и СД. Какие? Эсэсовский генерал утверждал, что это даже ему неизвестно..."

Но вот что стало известно из многих документов румынских сподвижников СС об изгнании евреев - об операции в Березовском районе:

"Эшелоны останавливались недалеко от села Викторовка, на перегоне 552-го километра. Здесь обреченных выгоняли прикладами из вагонов, строили в колонны и гнали дальше. Об их судьбе рассказывают акты Чрезвычайной государственной комиссии..."

Борис Прахье приводит текст одного из таких актов:

"Акт. 11 октября 1944 года, с. Балайчук.

В местном колхозе были расстреляны советские граждане, вывезенные из Западной Украины и Одессы. 14 марта 1942 года приехали немцы, руководимые офицером, и, согнав предварительно всех в колхозный сарай, начали производить расстрел. Расстреливали на западной стороне села в Келеровой балке. Тела расстрелянных, иные только раненые, были засыпаны соломой, облиты горючим и сожжены.

Расстреляно было 1030 человек, из них 610 детей".

О судьбе отдельных евреев в этой расправе можно судить по тому, что вспоминала сумевшая спастись девушка, позже вышедшая замуж за украинца.

"От железной дороги до села Балайчук нас гнали в сильный мороз, - рассказала Лидия Борисовна Луценко. - Многие падали в пути, их добивали из автоматов и пистолетов. Шоссе по обе стороны было буквально усеяно трупами. В Балайчуке нас держали в скотном сарае. Местные жители, пренебрегая смертью, приносили нам еду".

И одесский журналист прослеживает ее дальнейшую страшную участь.

"Десятого марта 1942 года пьяные каратели с овчарками во главе с гитлеровскими офицерами явились на скотный двор, отобрали первую партию заключенных и повели к оврагам на расстрел. Вскоре оттуда донеслись автоматные очереди, а потом одиночные пистолетные выстрелы.

Лида оказалась в последней партии. Палачи, избивая, пытались ее изнасиловать. Били кулаками, ногами, прикладами, пока она не потеряла сознание. Очнулась в квартире неизвестной женщины - вдовы с двумя детьми, которая вытащила ее из сарая.

Потом девушку спрятала колхозница Нина Лаврентьевна Коваленко. Лида жила у нее под видом дочери до освобождения района советскими войсками. Украинская женщина, рискуя жизнью, спасла от смерти еврейскую девушку, став для нее второй матерью..."

Кто же творил такие зверства? Долг перед павшими, высшая человеческая справедливость требовали, чтобы ни один палач не избежал возмездия. Ведь у каждого убитого был "свой" убийца - и чекисты сделали все, чтобы отыскать таких убийц и воздать им по заслугам, наказать по закону! Как это ни было трудно из-за того, что гитлеровские спецслужбы всячески старались скрыть массовые убийства от чужих глаз. Ведь, оказывается...

"...особо секретные фашистские циркуляры предписывали "расстрелы производить в стороне от городов, деревень и дорог. Могилы сравнивать с землей, чтобы они не стали потом местом паломничества". Запрещалось "фотографировать во время казни и допускать посторонних..."

Однако после изучения тысяч документов и опросов сотен свидетелей были выявлены участники массовых расправ в Березовском районе. Органы госбезопасности установили личный состав подразделений "зельбстшутца" местных комендатур - например, в селах Вормс и Лихтенфельд - всего в составе 225 человек, а действовали они под руководством эсэсовских офицеров Брудермана, Цимермана, Штрайта, Клейлинга, Шмимана и Бенке. Был также выявлен командный состав здешнего "зельбстшутца" и выявлены наиболее активные участники преступлений на "Березовском поле". Среди них оказались жители Вормса (ныне село Виноградное) Генрих Брунмаер и его родственник Фридрих Брунмаер, а также Эдуард Бенц, позже служившие в гитлеровских регулярных частях. И наиболее подробно Б. Прахье остановился на поимке еще одного палача - Григория Гернера, скрывавшегося в Коми АССР.

Сразу по горячим следам событий - в мае 1945 года - зверства других оккупантов-румын были раскрыты на процессе военных преступников, проходившем тогда в Бухаресте.

Так, в корреспонденциях газеты "Известия", перепечатанных в сборнике "Одесса в Великой Отечественной войне" (т. III), читаем, что там допрашивался бывший военный судья Манеску, "подписавший приказ об убийстве 16 тысяч советских граждан еврейской национальности в лагере "Богдановка". Там же пишется," как подсудимый полковник Изопеску рассказал, что по его приказу в лагере "Богдановка" у заключенных были отобраны зимние вещи и что было истреблено 8-10 тысяч заключенных".

И далее сообщается о том, что были даже случаи неподчинения начальству при выполнении этих чудовищных приказов или участия в массовых казнях.

"Начальник жандармского поста в лагере "Богдановка" младший офицер Малинеску, отказавшийся выполнить отданный военным судьей Манеску приказ об уничтожении всех находившихся в лагере евреев, заявил, что этот приказ был выполнен румынскими полицейскими и жандармами, присланными из Голты".

В другой газете - "Большевистское знамя" - тогда же, в мае 1945- го, рассказывались подробности об уничтожении евреев в "Богдановке" - с раздеванием их и расстрелом стоящих на коленях у края оврага. Эту жуткую картину описал свидетель - колхозник села Богдановка Павел Иванович Стогона.

Так или иначе, враги сумели осуществить зловещий план по угону из Одессы и других близлежащих городов и местечек еврейского населения для их поголовного уничтожения в этом уголке Транснистрии - в Богдановке.

Правда, существует версия, что такая расправа продолжалась лишь до середины февраля 1942 года, а затем была прекращена.

Да, еще во время нашего пребывания в Слободском гетто доходили слухи, будто румыны "по приказу" прекратили расстрелы и что они подвергали еврейское население просто угону за пределы больших городов - в зоны, предопределенные постановлением губернатора Алексяну.

Эту версию подробно исследует в своих трудах Г. С. Шапиро:

"По распространившимся среди евреев слухам, 15 февраля 1942 г. был издан румынскими военными властями приказ о прекращении массовых расстрелов. Действительно, после этого организованные расстрелы прекратились. Но власти - за единичными исключениями - не противились проявляемой в этом отношении "инициативе" отдельных групп конвоиров, жандармов, полицаев. Особенно много злодейства совершали карательные отряды, созданные немцами-колонистами, весьма многочисленными в Транснистрии. Эти представители "высшей расы" не скрывали своего презрения к румынам, на каждом шагу третировали их и, конечно, при проведении такой "важнейшей задачи", как истребление евреев, они меньше всего считались с какими-то распоряжениями румын, которые, к тому же, и сами румыны не очень соблюдали..."

Как пример этого приводится история расстрела группы евреев 18 марта 1942 г. в селе Веселый Хутор (возле Мостового) - то, что уже прозвучало в воспоминаниях И. Мармерштейна. Следует упомянуть, что "среди расстрелянных наряду со многими другими были видные врачи Л. П. Бланк, Петрушкин и др. Эту акцию провели немцы-колонисты из села Рейхштат.

Как погиб доктор Петрушкин

Об убийстве одного из них - доктора Петрушкина из Одессы - подробно вспоминал Илья Менделевич Мармерштейн, сперва описавший, как он встретился с этим известным детским врачом, попав в Мостовое - в пору своих мытарств весной 42-го:

"Первое, что я увидел издали: стоял знакомый человек. Я жадно всматривался в него, испытывая робость от встречи в этих условиях.

Но вдруг показалось: может быть, я ошибаюсь... неужели это действительно он - знаменитый Петрушкин? И сразу исчезла невольная радость: значит, и его не минула такая участь...

Да, я не ошибся: это он... точно он, с которым познакомился в Одессе на Слободке, в гетто. Детский врач Петрушкин, о котором говорили, что его знают многие в Одессе, который пользовался большой популярностью. Теперь этот несчастный стоял здесь, во дворе Мостовского пересыльного пункта, - стоял худой и бледный, высокого роста, узкоплечий, в летнем пальтишке и шляпе, и глаза его выражали большую печаль. Смотрел он сосредоточенно в одно место - именно в то, откуда ежедневно отправляют огромное количество людей на верную смерть. Смотрел взглядом сострадающего и тоже обреченного...

Приблизившись к нему, я сказал: "Здравствуйте, доктор Петрушкин!" Он чуть вздрогнул, кивком ответил на мое приветствие - и похоже, что сразу меня не узнал. А потом, похоже, вспомнил, кто я.

Мне хотелось спросить его: в каких условиях он и остальные люди здесь живут? Да насколько они в безопасности и можно ли остаться с ними?"

Их разговор не получился, потому что к Петрушкину подошел небольшого роста в потрепанном пальтишке и старой шляпе человек, которого доктор назвал профессором. Тот протянул ему несколько печеных картофелин и сказал: "Возьми... покушай!" И Петрушкин стал есть - видно было, что он изголодался. Немного подождав, пока он ел, автор воспоминаний заговорил с ним, повторив свой вопрос о живущих там.

"Он мне рассказал, что здесь живут свыше четырехсот человек - в большинстве выходцы из Бессарабии - и что они находятся больше месяца. Тот профессор живет вместе с ним, и там же еще много одесситов. "Нас пока не трогают, - сказал доктор, - а начальник жандармерии обещает, что скоро все будут устроены на работу..." Но по его выражению лица чувствовалось недоверие к этому: мол, это явление временное - во всяком случае, пока они живут, а что дальше? Когда последовал вопрос, можно ли здесь остаться, Петрушкин ответил, что это решает Браверман - местный лидер из евреев-бессарабцев, но что если нет с собой золота, то такое обращение будет напрасным.

Оказалось, что этот Браверман сам из Кишинева: еще молодой человек, очень энергичный и высокообразованный, попал сюда вторым этапом из Одессы, где он застрял с началом оккупации. Зная в совершенстве румынский язык, добился встречи с начальником жандармерии - в чине локотенента, неприятным и даже устрашающим, который раньше оставлял на месте и отправлял на расстрел многих прибывших из Одессы. При их встрече Браверман в весьма льстивой форме предложил ему "большое богатство в обмен на спасение людей от смерти", и тот согласился на это с условием, что от каждого ему достанется по три золотые вещицы - кольцо, браслет и часы, а всего будет оставлено пятьсот человек - как население специального гетто, куда могли ходить местные крестьяне с продуктами, хотя у всех уже иссякали средства для расплаты.

Так как у Мармерштейна не было золота, то он не мог рассчитывать на пребывание в таком гетто, пусть и временном. И все же рискнул обратиться к всесильному старосте, когда этапы из Одессы кончились и население в гетто больше не увеличивалось. Это вышло в начале марта - после тайного проживания в развалинах одного из домов, и все же, как ни странно, Браверман разрешил остаться - с условием постоянной черной работы: "Будешь каждый день подметать двор".

Но в середине марта и грянула беда - та, которая связана с судьбой доктора Петрушкина.

"Было 17 марта 1942 года, когда на горах вокруг Мостового еще лежал снег, но уже начал медленно таять. Утро в этот день выдалось прекрасное - с удивительно чистым небом, с ярко светившим солнцем. Я вышел из помещения, где жил по разрешению Бравермана, - это было около десяти часов. Во дворе было тихо, и ничто не предвещало близкую беду. Вокруг грелись на солнце люди, а базарчик давно начал свою работу, и многие возвращались с покупками. Как обычно, я взял свою метлу, собираясь подмести двор, но в это время во двор вышел Петрушкин со своим неизменным товарищем профессором. И можно ли было предполагать, что это его последнее утро?

Петрушкин улыбался - была приятная наступавшая весна. Увидев меня, он поздоровался и уставился на небо, как бы хотел обратить внимание на хорошую погоду. Когда я сам сказал ему об этом, за него отозвался тот профессор: "Плохо только, что жизнь наша не хорошая..." "Но что поделаешь, нужно терпеть и ждать, не теряя надежды!" - сказал Петрушкин. И добавил, что накануне он разговаривал с Браверманом, и тот подтвердил, что начальник жандармерии не перестает обещать: скоро все пойдут на работу и даже заработки будут неплохие!

Собираясь с мыслями, доктор умолк, и тут мы услышали выстрелы. Это были винтовочные выстрелы - на улице стреляли. Показались бежавшие в панике с базарчика люди. А за ними ворвались в гетто немецкие полицаи. Я успел подсчитать, сколько их вошло: было 16 человек рядовых и с ними один офицер. Немцы быстро рассыпались по территории гетто, держа винтовки наизготовке к стрельбе. Они кричали: "Всем зайти в помещение... быстро, а то будем стрелять!"

Все побежали в свои квартиры, а кто медлил - не мог быстро бежать - на того немцы направляли винтовки с угрозой, что он будет расстрелян. Вскоре все оказались в помещениях, а возле каждой двери был поставлен часовой. Там, где я жил, было пятьдесят два человека, в том числе девять стариков и четырнадцать старух. И трудно выразить, в каком смятении находились эти люди: в одно мгновение лица у всех стали, как у покойников, а глаза бегали, выражая страх. Ведь было понятно, для чего здесь появились немцы, и нас уже ничто не могло утешить. Женщины плакали, а один набожный старик - высокий, с длинной седой бородой - стал произносить какие-то молитвы. Одна 15-летняя девушка особенно горько плакала, обняв свою мать, и кричала: "Я хочу жить!"

Между тем никто не знал, что происходит в других помещениях. А там в это время проходили обыски, как ни обнищали люди за последнее время, авось, что-нибудь у них еще найдется из добра... Через некоторое время часовой открыл дверь, и на пороге появился Браверман в одном нижнем белье. Он в сопровождении двух полицаев стал предлагать нашим жильцам отдать свое золото. Когда несколько человек, порывшись в своих лохмотьях или в разодранной обуви, достали мелкие изделия, немцы вывели нас во двор, где уже сбивалась основная масса людей.

Вокруг стояла охрана, а на подогнанные подводы грузили больных и награбленные вещи. Всем стало ясно, что наступил конец. И теперь особенно обидно было видеть в небе солнце, поднявшееся уже высоко. В общей толпе стоял и Браверман, а недалеко от него был Петрушкин со своим другом-профессором. Потом, когда стали выводить через ворота построенную колонну, доктор шел в одном из первых рядов вместе с профессором почти рядом с Браверманом. Колонна шла молча - люди не разговаривали, только иногда слышался детский плач. "Далеко вы нас погоните?" - услышал я, как кто-то спрашивал у полицая. Тот ответил: километров пять. А это значило, что жить совсем осталось считанные часы".

Понимая это, автор воспоминаний предпринял отчаянную попытку спастись. Именно когда колонна медленно шла по улице, он увидел у обочины дороги собравшихся крестьян, которые смотрели на них с сочувствием. У него и зародилась дерзкая мысль: выскочить из рядов и тут же пристроиться рядом к этим жителям - как бы тоже наблюдающим. Лишь бы не заметили часовые того, что он выбежал из колонны... Это и получилось - без каких-то опасных окриков ему в спину! А крестьяне, даже заметившие это, не выдали его.

"Постояв несколько минут, я медленно стал отходить. Но все равно осознал свое ужасное положение: куда деться дальше, куда теперь идти? Ведь гетто уже нет, а на каждом шагу меня могли встретить полицейские или жандармы...

И все же я машинально направился в какой-то небольшой переулок, где мне встретился мужчина - относительно пожилой, который сразу догадался, кто я, и успокоил меня: "Не бойтесь меня, а лучше немедленно уходите до местечка Доманевка, которое считается официальным гетто, где спокойно живут многие евреи..."

Идти туда надо было километров 25 и только в ночное время. Но все же я поступил так - воспользовался помощью честного русского человека".

Так удалось бежать от расправы в Мостовом и до середины ночи добраться к соседнему селу Лидовка. Но когда там его все же поймали попутные полицаи и утром на подводе повезли назад в Мостовое, то из разговора с ними выяснилось, что накануне оттуда "всех погнали на расстрел"... Значит, со всеми в той колонне от рук немецких полицаев был расстрелян и одесский известный врач Петрушкин.

Сам же Мармерштейн в Мостовом снова сумел бежать вместе с девушкой, запертой в жандармском застенке, где им на утро обещали "пушкат", то есть расстрел. И его собственные мытарства, не говоря уже о судьбе знатного детского врача из Одессы, - одно из потрясающих свидетельств того террора, который творил враг на территории так называемой Транснистрии.


Мы завершили публикацию глав из книги Леонида СУШОНА "Транснистрия: евреи в аду". Хотелось бы надеяться, что все, кто прочел эту летопись трагедии, прочувствовали ее своим сердцем. Можно понять автора, когда он говорит, что, завершив повествование, он словно свалил с плеч тяжелую ношу ответственности за те миллионы евреев, которые погибли от рук фашистов и их наймитов.

К сожалению, то, о чем рассказывает Леонид Сушон, - лишь частица еврейской трагедии 1941-го и последующих военных лет. Бабий Яр, Богдановка и многие другие места массовых расстрелов, скорбные вехи трагедии... А сколько остается известных, но забытых братских могил, где покоятся сотни и тысячи расстрелянных...

Нынешний октябрь напоминает осень 1941 года. Изредка пасмурные дни сменялись солнечными, теплыми. Именно в такой страшный октябрь 1941 года немецкая зондеркоманда, пополненная полицейскими, проводила акцию по уничтожению населения в единственном в СССР еврейском Калининдорфском районе Херсонской области. За предвоенные годы здесь образовались смешанные семьи, однако немецкие фашисты и их не щадили. Детей расстреливали по отцовской линии. Могилами массовых жертв в степных районах Херсонщины стали глубокие шахтные колодцы. Лишь в Калининдорфе для братской могилы фашисты приспособили противотанковый ров.

Несмотря на то, что с трагической осени 1941 года прошли десятилетия, большинство мест массовых расстрелов остаются забытыми. Над ними даже нет надгробных знаков. Будем надеяться, что общественность найдет способ увековечения памяти жертв фашизма в бывшем еврейском автономном районе. Надо воспользоваться тем, что еще живы немногие свидетели расстрелов, и с их помощью восстановить имена жертв, которые нашли бы место на страницах Книги памяти жертв геноцида еврейского народа.


Александр СОЛДАТСКИЙ

В прошлое воскресенье наш город отмечал скорбную дату - ровно шестьдесят пять лет назад завершилась героическая оборона Одессы. Части Красной армии, удерживающие город, были переброшены в Крым, где складывалось угрожающее для советских войск положение.

В директиве Ставки от 30 сентября 1941 г. говорилось: "Храбро и честно выполнившим свою задачу бойцам и командирам Одесского оборонительного района в кратчайший срок эвакуировать войска на Крымский полуостров". Пятнадцатого октября сорок первого года послед-ний советский солдат покинул город.

И уже на следующий день, 16 октября 1941 года, советская Одесса превратилась в Одессу румын-скую - столицу губернаторства Транснистрия.

ЗАБЫТАЯ ИСТОРИЯ

Об оккупации города румынско-немецкими войсками советская историография старалась особо не напоминать - про героическую оборону Южной Пальмиры было написано десятки томов и снято множество фильмов, а вот про оккупацию почти ничего. Причина такого предвзятого отношения была банальной, ведь Одессу захватила Румыния, которая чуть позже стала союзником СССР. А братьев по коммунистической идеологии обижать было как-то негоже.

Транснистрийский период в жизни Одессы… Это было странное, очень странное время.

С одной стороны - функционировали театры, вновь открылись церк-ви, работали практиче-ски все школы и высшие учебные заведения, печатались газеты и журналы (как для взрослых, так и для детей), люди работали, сочетались законным браком, рожали детей. С другой стороны, за время румынского владычества была уничтожена четверть населения города, а по всей Одесщине погибло до 200 тысяч евреев. Расстрелы и казни через повешение стали совершенно обыденным делом. Причем, как правило, массовые. Уже в первую неделю после начала оккупации было расстреляно несколько тысяч одесситов…

""""""""""" ******* """""""""""

Улица Адольфа Гитлера
Уже в первый день оккупации Одесса официально была представлена в новом качестве - в качестве столицы Транснистрии.

Губернатором Транснистрии был назначен профессор Г. Алексяну (он, кстати, поселился в доме-дворце другого, царского, губернатора - Воронцова). Мэром города стал чиновник Герман Пынтя.

Прежде всего новые власти занялись вопр осами хозяйственными. В течение одной недели с карты города исчезли улицы, "запятнанные" советским прошлым. Почти всем вернули дореволюционные названия, но были и исключения.


Так, например, улица Карла Маркса (нынешняя Екатерининская) превратилась в улицу Адольфа Гитлера, а Советской Армии (Преображенская) в улицу Короля Михая. Кроме этого, одесситам пришлось привыкать к улицам Маршала Антонеску, 16 Октября, проспекту Муссолини. На всех улицах заменили старые таблички с их названиями на новые - на румынском и русском языках.

СВИДЕТЕЛЬСТВА ЭПОХИ

И все же, несмотря на тяготы войны, жизнь в Одессе продолжалась. В Одесском краеведческом музее хранится множество личных дневников тех людей, которым довелось жить в те годы в нашем городе. Некоторые отрывки из этих "свидетельств эпохи" мы просто обязаны здесь привести.

Дневник старшеклассника-одессита Юрия Суходольского

Вот, к примеру, дневник старшеклассника-одессита Юрия Суходольского, вернувшегося в наш город осенью сорок второго года:

"27.09.1942 г.
...Позавчера в 5 часов утра были в Одессе. Доставились пешим порядком. Ну, конечно, встречи, лобзания... Подали заявления в индустриальный техникум... Буду бесплатно учиться. Вообще же плата 200 марок в год. Марки тут зовут рублями. Продуктов тьма - страшнейшая радость. Пребывание с отцом и товарищами. Вот только жалко смотреть на разбитые дома...

10.10.1942 г.
...В Одессе, что и говорить, жизнь налажена. Городской голова г-н Герман Пынтя на открытии Университета сказал, что жизнь в Одессе лучше, чем в каком-либо другом городе Западной Европы. Действительно, на базаре прямо что-то удивительное: колбасы, мясо, масла, фрукты и все прочее. Конечно, всё страшно дорого, но все-таки...

Школы и Университет функционируют, ездят трамваи. В городе на каждом шагу румынская "бодега", комиссионные магазины, по улицам ходят нарядные дамы (сильно накрашенные), румыны и немцы. Около будок стоят часовые. Попадаются разрушенные здания - обком, банк, 116-я школа, телефонная станция, авиаспецшколы, Пушкинский домик. Много домов. Некоторые разрушены до основания, но часть из них (обком, Пушкинский) уже отстраиваются.

Газеты и журналы далеко не все хорошие. Какого-то сплетническо-холуйского направления. По улицам бегают мальчишки, рекламируя "Одесскую газету", "Смех", "Колокол", "Детский листок", "Неделю".
Завтра открытие сезона в Оперном театре - будет "Борис Годунов".

16.10.1942 г.
Сегодняшний день в Одессе считается праздником - годовщиной освобождения города от "ига большевизма" и т. п. В церкви на Пушкинской улице - молебен. Весь город украшен флагами Румынии, Германии и Италии. Приказано вывешивать с балконов ковры.

18.10.1942 г.
Были сегодня с отцом в цирке - на боксе - по пропускам, которые достал Игорь. Интересно. Бились 7 пар. Сначала совсем ничтожные, а в конце было очень интересно. Самый интересный был бой между румыном из Кишинева и одним одесситом. Румын должен был драться с другим, но перед самым боем противника заменили. Одессит буквально не дал опомниться румыну и так его избил, что тот совсем ошалел и не сопротивлялся. Бой продолжался не больше минуты. В цирке стоял дикий вой, победителя целовали. Но кончится это дело, кажется, не очень хорошо. Румын подает в суд, и делу еще, как видно, придана политическая "окраска".

30.10.1942 г.
В городе введена трудовая повинность для всех жителей, достигших пятнадцатилетнего возраста и не работавших в государственных учреждениях: 60 дней для взрослых и 24 дня для школьников и студентов.

22.11.1942 г.
...Паршиво с деньгами. Цены тут жутчайшие, и наша семья погрязла в долгах. На обед иногда покупаем лишь граммов 400 бутерной колбасы и едим ее с хлебом. Вообще мне есть не хочется. Но глядя на всякие пирожные, меда, конфеты, масла и проч., слюнки текут.

10.05.1943 г.
Сегодня "День румынской независимости" .
К 8.30 пошел в лицей для участия в параде. Прибыли на Куликово поле и стояли там до 12 часов. Было очень жарко, и одна девочка упала в обморок. Один парень сказал: "И долго они нас будут мучить?" Это услыхал бегающий и хлопочущий штатский румын. Он немедленно вызвал Бассарского и велел исключить его из лицея. Наконец из репродуктора раздалось: "Говорит площадь Освобождения" (так теперь Куликово поле называется), вокруг затрепыхались флаги... Забегали репортеры. Скоро прибыл губернатор Алексяну. Отдавая честь, проехал командующий парадом, полковник. Показались войска. Солдаты выбрасывали вперед ноги, смешно дергаясь всем корпусом...

11.03.1944 г.
...Интересное дело. В одном доме №2 по Сретенскому пер. открыли публичный дом - висит красный фонарь. Весь город уже это знает и оживленно беседует об этом.

20.03.1944 г.
Приход к власти немцев чувствуется. Цены страшно поднялись, а продукты исчезли. Университет закрылся, что, в сущности, ерунда. Ну и черт с ним. Но скучно. Папа надеется устроить меня в театр, чтобы фашисты не угоняли в Германию...

10.04.1944 г.
Итак! Одесса занята русскими.
День полон впечатлений. Запишу кратко. Узнав о том, что в городе красные (утром, часов в 7), мы с папой пошли на Преображенскую и увидели первых красноармейцев (офицер в зеленой фуражке)...
В 24 часа всем от 1894 до 1925 гг. рождения явиться на Софиевскую, 5, имея запас еды на 5 суток, ложку, кружку, полотенце, миску".
*** (Автор этого дневника был призван в Красную Армию и погиб через полгода в маленькой венгерской деревушке)…

Другой одессит, Иван Павлов, так описывал начальный период оккупации:

"Одесса в основном отдана в управление румынам, хотя есть и немцы. Появились гестапо (Geheime Staatspolizei - тайная государственная полиция) и некоторые другие нацистские учреждения в городе. Сначала жители с опаской выходили на улицу - будто стены могут защитить! - но потом привыкли к присутствию в городе оккупантов и стали выходить в поисках пропитания.

…В городе начались аресты и расстрелы. На Привокзальной площади и на Куликовом поле на фонарных столбах и деревьях несколько дней висели тела повешенных. Квартиры эвакуированных граждан вскрывались.

…Неделю назад, 22 октября, город потряс мощный взрыв. На Маразлиевской улице было взорвано здание НКВД, в котором сейчас размещается штаб румынской армии. При взрыве погибло около ста румынских и германских офицеров. В парке вроде бы собираются устроить охраняемое солдатами кладбище этих погибших. Сегодня везде по городу расклеены объявления, подписанные командующим оккупационными войсками города генералом Генерару, о том, что за каждого убитого румынского или немецкого солдата расстреляно 100 большевиков, а за каждого офицера или чиновника - 200, а при повторении подобных актов будут расстреляны вместе со своими семьями взятые румынами заложники.

…В городе введены марки. Они обмениваются на рубли в отношении: одна марка за десять рублей.

…Румыны начали перепись населения, потребовали зарегистрироваться всех евреев, коммунистов и комсомольцев. Впрочем, коммунистам и комсомольцам удаётся скрыть свою принадлежность к партии, а вот евреям скрыть национальность невозможно, т. к. она указана в паспорте.

…На окраине города, на Слободке, румыны устроили гетто - концентрационный лагерь для евреев.

…Жителей гетто отправили на Пересыпь, а затем поездами - в район Беляевки. Домой никто из них так и не вернулся.

…В городе появилось много сельских жителей. Заняв пустые квартиры, они занимаются торговлей. Вообще, румыны разрешили жителям арендовать помещения и открывать в них частные магазины, рестораны, парикмахерские, пекарни и т. д. и т. п. Через два дня Новый, 1942 год. Остается только надеяться, что он будет лучшим, чем этот…"

До освобождения Одессы оставалось ещё два с половиной года.

Андрей ШОРОХОВ


Похожие страницы:
Свежие страницы из раздела:
Предыдущие страницы из раздела:

Песни про Одессу

Песни про Одессу

Коллекция раритетных, колоритных и просто хороших песен про Одессу в исполнении одесситов и не только.

Отдых в Одессе

Отдых в Одессе

Одесские пляжи и курорты; детский и семейный отдых; рыбалка и зелёный туризм в Одессе.

2ГИС онлайн

Дубль Гис

Интерактивная карта Одессы. Справочник ДубльГис имеет удобный для просмотра интерфейс и поиск.

Одесский юмор

Одесский юмор

Одесские анекдоты истории и диалоги; замечательные миниатюры Михаила Жванецкого и неповторимые стихи Бориса Барского.