Гостиница
– Ребята, кто пригласил на свадьбу Зинаиду, бывшего администратора гостиницы? Той самой. Ребята, она теперь пьёт ещё больше и пьянеет ещё раньше. Она уже набралась. Надо её выключить. Я чувствую, у нас проблемы.
Зинаида:
– Что ты шепчешь? Ты вообще должен мне руки целовать.
– За что?
– За то, что я молчу. Нет, кого у меня не было, так это Виктора. Виктор здесь? Его нет? Так вот и он у меня был. Но я молчу. Сначала они делали вид, что меня нет. Потом они делали вид, что меня не знают.
– Зинаида, ну что ты.
– Не надо делать вид. Ты тогда большой начальник. Ты и сейчас. Ребята, ну что мы, незнакомы, что ли?
– Зинаида, ну помолчи. Ну кто-то тебя пригласил. Ну ты отдыхаешь – отдыхай. Какая сволочь её пригласила?
– Так, комсомольцы, что это за выражение «помолчи»?! Теперь свобода слова. Ты-то чего беснуешься, Петрович? Я и сейчас твоей жены не знаю. Я уверена, что ты был с ней. Он же с вами был? А с кем? Не рассказывай, что я вас не помню. Тёмно-зелёное платье с опушкой из белки… Было у вас такое платье, Петрович? Вот она с тобой и была… А с кем? А ты не путаешь, Петрович?.. Как, ты с ней не был? Тихо, ребята… А с кем она была? Разве не с тобой?! А с кем ты был, разве не с ней? Мы гуляем. Я всех рада видеть. Вот особенно вот этого. Вот кто у нас душу отводил. Вот кто телом крепкий, душой мягкий, да, товарищ Ерофеев Андрей Петрович. Не Андрей Петрович Ерофеев, а Ерофеев Андрей Петрович. Разница страшная, кто понимает.
– Ребята, кто её привёл? Я его повешу на столбе.
– Молчу, молчу! Он точно с женой был. Он в тёмных очках, она в тёмных очках, и я в тёмных очках. Но так очертания видны. Манекенщица, да? Фигурка точёная. Жена, конечно. У такого человека неужели с пузом и задом? Что с пузом и задом?
– Зинаида, заткнись!
– Да молчу. Но вот кого действительно рада видеть – вот этого! Паспорт просрочен… А мы же прописываем… Мы же москвичей не имели права. Но я его любила. Переживала… А он с этой. Да молчу… Такая клизма. Зад выше головы… Кто?.. Она? Здесь?.. Это жена здесь… А той же нет. Я думала, кого он к нам привёл? Я хоть и член партии, но я бы её заменила. Где ты её взял? Она что, брилась в ванной?
– Ребята! Всё! Кто её привёл, пусть выводит. Или выкинуть самого.
– Всё, молчу! Молчу! Сколько они женаты? Десять лет. Ну, значит, это было одиннадцать лет назад, не десять с половиной.
– Максимовна! Хватит воспоминаний. И память у вас слабеет. Вы уже и лица путаете.
– Путаю, да. Страшно путаю. Вот у тебя паспорт ХI римские, АК № 567125.
– Ну?
– Выдан третьим отделением Черёмушкинского района. Я почему помню…
– Да ладно, Зинаида.
– Ну вначале мы к тебе милицию вызывали. Потом нас к тебе в милицию вызывали. Но всё к тебе. Если бы не мы… Мы б на работу…
– Ну, Зинаида, ну праздник сегодня. Ну ты что, сдурела?
– Я и говорю, ты бы до сих пор праздновал.
– Ну кто её позвал? Ну можно что-то сделать?
– Да пусть говорит.
– Разве я говорю? Это я молчу. Просто у вас скучновато. Вы напряжённые все. А я б атмосферу разрядила. Я же веселю вас. Вон он там сидит. Вон на том конце стола тот, с которым… Да не красней.
– Зинаида Максимовна, это моя жена. Если ты… Я за себя не ручаюсь.
– Что ты торопишься? Я же молчу. Просто смешной случай. Он себе в номер обед заказал. Да я молчу… Чтоб одним борщом весь потолок…
– Зинаида…
– А это пюре в телевизоре внутри. В патрон вместо лампочки кусок отварного мяса прямо ввинчен. А лампочка – наоборот – в тарелке… А в постели… Да молчу. Но чтоб такое в постели творили, я ещё не видела. А я видела всё… Убийство. В крови всё. Ликёр или варенье. Или они кого-то обмазывали или облизывали, а впечатление: зарезали и нож столовый рядом. Тут же в этом джеме и солонка. Убивали и солили. Шоколад рядом давили телами… Да нет, задом его так не вотрёшь… Да, гуляли… Курицу в музыкальном центре разделывали. Фужеры на пластинку. На ком остановится, того они и, условно говоря, целовали. Снизу клиент сразу съехал. На него натекло в трёх местах. Они говорят – шампанское. Что мы, шампанское не знаем?…
– Ну, Зинаида… Дайте мне к ней пройти.
– А я чего, я молчу. Я в смысле – вот где был праздник. Гулять умели. Горничная сразу уволилась, сказала, что ей уже ничего не страшно, «ухожу санитаркой в сумасшедший дом, зарплата выше, а главное – чище». В ванной – только унитаз чистый. Именно к нему никто не прикасался. А раковина! Как они туда… подсаживали друг друга… А чем расписывались на зеркале. Да какая помада!…
– Зинаида, ну такой срок прошёл.
– Да, срок хороший. А мог быть ещё больше. Даже после ремонта кусок курицы за трубами находили.
– Ну всё! Дай я бутылкой прикончу…
– А что такое? Столько лет я молчала. А теперь все пишут мемуары. Каждый козёл с книгой воспоминаний, и мне надо быстрей, пока живы все участники… Юрий Аркадьевич, как ты говорил: «Мы тихие, Зинаидочка, мы непьющие, мы всего боимся…»
– Прекрати! Кто её привёл? Убить подонка!
– Вышел в Кишинёве хлеба купить и через час из Москвы звонил: «У меня всё в порядке. Я тебя обожаю». Трубку клал и крестился – еврей. Козёл называется.
– Так, ребята. Где она сейчас работает? Сообщим на работу. Пусть её арестуют.
– Да на пенсии я, на пенсии. И всё-таки было светлое пятно. Вот он, Леонард Эдуардович. Хотя по паспорту Григорий Яковлевич, VI-БЕ № 351254, выдан 8-м о/м Ленинграда, 25 июля 1973 г. Такая чистота, такая деликатность. Так тихо в ресторане сидели с каким-то пареньком из ансамбля Сибирского танца. Этот его о чём-то просит, тот отказывается. Даже не знаю, о чём они говорили. Ну про то, что это настоящие чувства и что это не сравнить с любовью к женщине, это гораздо выше. В общем, я ничего не поняла, да, Леонард?
– Зинаида, цыц, паскуда.
– Я ж сказала: я не поняла. Тот сказал: я не умею. Этот сказал: я тебя научу. Тот сказал: мне это не нравится. Этот сказал: ты это полюбишь. Тот сказал: я голоден. Этот сказал: я тебя накормлю. Тот сказал: мне холодно. Этот сказал: я тебе куплю пальто. В общем, я не поняла, о чём они говорили. Тот стукнул кулаком: «Ладно – ставь бутылку и веди». Дальше я не поняла. Этот отвечает: «Ты что? Ты что??? Ты со мной за водку? Ты, – говорит, – что, хочешь ничего не чувствовать?» Тот говорит: да! Не «да» – говорит тот: да! Не хочу». Этот говорит: «Я тебе не баба, в пьяном виде ты со мной не будешь! Не будешь ты со мной пьяным никогда!» Тут мы все заплакали, и я опять ничего не поняла. В пьяном, говорит, виде – это животные. Мне, говорит, такие чувства не нужны. Ты меня, говорит, совсем не понял. Мы тебя умоем, оденем, полюбим и прославим.
Леонард:
– Ложь, господа. Я только с женщинами… Да вот… Вот она… Вот же, вот… И ещё есть… Только женщины. Заткнитесь!
Зинаида:
– Заткнулась! Леонард ему купил часы в киоске, коробку духов, парфюм. Ладно, говорит тот, ну хоть потом бутылку поставишь? Этот: потом, говорит, я тебя на ужин поведу в Эрмитаж и перстень бриллиантовый. За что, я так и не поняла. Сколько раз им ключ давала. Хоть бы салфетку в номере сдвинули. Хоть бы покрывало откинули. Как они там? Работали. Сценарий создавали. Мы всей командой проверяли. Ниточка как лежала, так и лежит. Пёрышко специально положили. Даже ветром не сдуло. Движения воздуха не было. Не шевелились они там. Ни звука. Ни дуновения. А входили туда на глазах у всех. Вот это чувство. Правда, Леонард? Вот это любовь. Вот это чистота.
– Да не было этого. Я только с бабами. Вот… Вот…
Зинаида:
– Конечно, не было. У меня ни одного доказательства, кроме записей в регистрации. То, что я рассказала, не произошло. И я писать начинаю. Документальный роман. У меня все справки, все метрики. Мне в издательстве обещали 5000 у. е. Они понимают значение этого произведения.
Сергей:
– Так, господа, скидываемся ей на аванс. Тут же, сейчас, откладывать нельзя. Значит, так, Зинаида, составляем контракт. Всё как в издательстве: за ненаписание такой-то от такого-то такого-то документального романа на столько-то листов такая-то получает от таких-то гонорар в шесть тысяч.
Она:
– В семь тысяч.
Он:
– В 6,5 тысячи.
Она:
– В 7,5 тысячи.
Он:
– В семь.
Она:
– В восемь.
Он:
Всё! В восемь тысяч удавленных, то есть условных единиц. В случае нарушения сукой такой-то договора все коробки, асфальты, черепицы, заборы, паркеты – всё, что приобрела на взятках и подарках за сдачу номеров без прописки, сообщая в органы ложь и непрерывно пьянствуя в каптёрке у дежурных.
Она:
– Ребята, я же молчу.
Он:
– И мы молчим. Об этом и контракт.