улица Гоголя

Раздел - Улицы в истории Одессы

Приморский бульвар и Дерибасовская, признанные верховоды старой Одессы и вожделенная мечта современных туристов, снимают шляпу перед узкой улицей Гоголя (Надеждинской) в 23 дома, спускающейся от переулка Маяковского к морскому обрыву.

Аристократичная и романтичная Надеждинская, получившая в 1902 году имя классика русской литературы Николая Васильевича Гоголя, не только ажурно-изысканна, но и лишена суеты новой, «перелицованной», Одессы. Увы, рука реставратора стерла вековой налет и с домов Надеждинской, но не испортила того, что много лет служило предметом гордости ее обитателей ­ чистоту линий, дерзость фасадов и ностальгический уют старых одесских двориков.
  Украшение любой королевы начинается с короны. Именно такой короной для улицы Гоголя стал знаменитый «Шахский дворец», вид которого со стороны бульвара Искусств затмевает расположенную напротив неказистую пятиэтажку ­ единственный оставленный здесь кем-то символ советской эпохи, который таки умудрился подпортить парадные врата улицы.

Утонченным и замысловатым английским замком на Гоголя, 2 одесситы обязаны польскому архитектору Феликсу Гонсиоровскому, который в 1852 году построил его для своего соотечественника шляхтича Зенона Бржозовского. Остается лишь догадываться, как пан Зенон во времена массовой застройки менее престижных и живописных мест в Одессе умудрился отхватить себе участок с видом на море, до этого отведенный под военный госпиталь. Несмотря на протекцию Франса де Волана, госпиталь для доблестных защитников южных границ Новороссии, начатый в 1794 году, вскоре превратился в почти советский «долгострой» и на рубеже 18 и 19 веков был разобран. А на его месте спустя 50 лет появился настоящий дворец, который пополнил многочисленный список «именных» зданий Одессы, отразивших вкусы, натуру и финансовые возможности своих владельцев.

Судя по дворцу, Бржозовские были людьми не только состоятельными, но и довольно замкнутыми, холодно-неприступным и высокомерным. Что, однако же, не помешало им отвести часть помещений под доходный дом. И даже взять на постой в начале 70-х годов 19 века потомственного почетного гражданина Одессы Федора Алексеевича (Абрамовича) Рафаловича, главу знаменитого торгового дома «Федор Рафалович и К», который проживал во дворце несколько лет вплоть до переезда в дом Катакази на Екатерининской площади, 5. Благодаря одному из своих постояльцев дом Бржозовского в начале 20 века получил и намертво приклеившееся «народное» прозвище «Шахский дворец». Правда, к этому времени, по утверждению краеведа Олега Губаря, сам дворец уже принадлежал польскому аристократу графу Иосифу Шенбеку и был сдан в аренду персидскому шаху Мохамеду Али. Сбежавший в Одессу после государственного переворота, шах таки успел хорошенько покуролесить в Южной Пальмире и, как гласит легенда, даже сбрасывал с маленького низкого балкончика, что выходит на улицу Гоголя, своих провинившихся жен. В советские времена в «Шахском дворце» долгое время располагался Дом народного творчества, и отданный на растерзание архитектурный шедевр Гонсиоровского в результате приобрел удручающий вид, которым сегодня также может «похвастаться» Воронцовский дворец. Последние несколько лет в отреставрированном доме Бржозовского на Гоголя, 2 располагается головной офис Морского транспортного банка.

Не меньшей любовью одесситов пользуется и дом № 7 по улице Гоголя, построенный в 1899 году по проекту архитектора Льва Влодека и именуемый в народе «домом с атлантами». До 1917 года он принадлежал семье потомственных почетных граждан Одессы Фальц-Фейнов, род которых «сколотил» свой капитал на овцеводстве и прославился множеством благовидных дел на различных поприщах ­ от создания уникального парка в родовом гнезде Аскания-Нова (Херсонская губерния) и десятка благотворительных учреждений до знаменитой коллекции полотен русских живописцев, собранной и ныне здравствующим гражданином княжества Лихтенштейн Эдуардом Фальц-Фейном. Знаменитая немецкая семья большую часть времени проводила на Херсонщине. В Одессе же занимала стоящий по соседству особняк №5, который вкупе с домом №7, сдаваемым до 1917 года предприимчивыми владельцами внаем, составляет единый архитектурный ансамбль.

Сегодня в память о Фальц-Фейнах на доме № 7 установлена мемориальная доска, а два атланта, держащие на плечах земной шар, словно бы символизируют могущество немецкого рода, который сумел выжить и не прогнуться под тяжестью революции, эмиграции, нищеты и унижений.

Дом №9 по улице Гоголя знаменит тем, что с 1915 по 1941 год в нем проживал выдающийся одесский ученый-офтальмолог Владимир Филатов. Здесь же, в квартире Филатова, после революции нашел приют потомок основателя знаменитой одесской бани Исааковича и ее последний законный владелец Александр Даниил Самуилович Исаакович. Преподаватель анатомии и физиологии Новороссийского университета, потомственный почетный одессит после 1917 года не только лишился наследственного бизнеса, но и остался без крыши над головой. Никто не вспомнил о том, что Александр Даниил ­ не просто сын своего отца, известного на всю Одессу Самуила Исааковича, но и профессор, ученый, меценат.

Практически каждый дом на улице Гоголя не только красив и неповторим в своем архитектурном великолепии, но и богат историей. Так, в доме Льюикса (№ 12), известном сегодня как обитель технического творчества, в свое время размещалось Одесское городское кредитное общество, а в доме № 23 в 1914 году несколько месяцев «квартировала» редакция «Греческой звезды», одной из немногих газет, выходивших в Одессе на языке Гомера и Эпикура.

Не менее привлекательны и живописны дворики на улице Гоголя, вымощенные итальянским вулканическим камнем. А во дворе дома № 9 даже сохранился старый колодец для сбора дождевой воды, который, по-видимому, когда-то очень давно служил своим хозяевам основным источником дефицитной влаги. Как и сама улица, дворики на Гоголя сегодня кажутся удивительным оазисом тишины и спокойствия. Деревянные перила внутренних галерей хранят тепло рук не одного поколения одесситов, и практически в каждом дворе-колодце есть укромный уголок с блюдечками и консервными банками ­ кормушка для разномастных и разновозрастных мурок. Они подозрительно косят зелеными глазами на чужаков и по звуку шагов узнают тех, кто ежедневно приносит им пищу, благодаря своих кормильцев на самом древнем в мире, «мурлычущем» языке.


Жанна Букина



"Атланты" коммерческой Одессы

Жизненный опыт каждого из нас, думаю, неоднократно давал возможность убедиться в нехитрой истине, заключающейся в том, что не все большое - значительно, равно как и не все малое - ничтожно. И одним из примеров тому - короткая, всего о двух кварталах, улица Гоголя, на которой самым что ни на есть достойным образом была представлена когда-то старая коммерческая Одесса.

И если мы, возвратившись воображением лет на сто назад, пройдем по этой улице, то увидим немало любопытного, к примеру, Торговый дом "Братья Зензиновы", представлявший в Одессе Амурское Общество пароходства и торговли, московскую фирму "И. Оссовецкий", производившую лаки, краски, другие химические товары, и "Товарищество С. Сенькова", которое в старинном российском городке Вязники занималось выделкой отменной парусины, имевшей постоянный спрос в черноморском крае. А рижская фирма "Мендельсон, братья" в лице ее местных представителей Дорфмана и Лебединского поставляла в наш хлебный край жернова, но помимо этого вышеупомянутые граждане занимались оптовой реализацией, как теперь говорят, товаров продовольственной группы - вина, водки, консервов…

По части же импорта продовольствия нельзя не отметить помещавшееся на улице Гоголя представительство швейцарской фирмы "Гала Петер" - повсеместно известного производителя такого "галантного" продукта, как "первый в мире молочный шоколад", изобретенный Д. Петером.

Что же касается экспорта, причем, такой важнейшей его статьи, как хлебная торговля, то на улице Гоголя она была представлена посредниками по продаже зерна Гальпериным, Кубашем, Мичником и старинным Торговым домом "Тработти и Комп.", размещавшимся в собственном здании. Надежным и достойным всяческого доверия предприятием зарекомендовало себя "Комиссионное и транспортное восточно - торгово - промышленное паевое Товарищество", в офисе которого были установлены два телефона - в общем и заграничном отделах, что по тем временам являло собою не каждой фирме доступную "техническую роскошь".

А если уж мы в нашей воображаемой прогулке по улице Гоголя прикоснулись к технике, должно вспомнить, что здесь были контора Зуева и Трепке, специализировавшаяся на общестроительных работах, и представительство фирмы "Братья Кертинг", поставлявшей оборудование и выполнявшей монтаж систем отопления и вентиляции. В одном доме с "братьями" располагалась известнейшая в городе комиссионно - посредническая контора Якова Хаславского - "единственного представителя для всего Юга России, Кавказа и Средней Азии" московского Фабрично - Торгового товарищества "Р. Келер и Ко", в состав которого входили первый в России завод фармацевтических товаров, фабрика фотографических пластинок, заводы по производству парфюмерии, фруктовых эссенций, аптекарской посуды… Кроме этого Хаславский держал в Одессе склады прованского масла, импортных вин, шампанского знаменитой марки "вдова Клико" и, в довершение всего, состоял представителем фирмы "Societe Iorraine de Dietrich", выпускавшей автомобили марки "Лорен Дитрих", один из которых, по словам И. Ильфа и Е. Петрова, Остап Бендер безжалостно переименовал когда-то в "Антилопу - Гну".

Для полноты картины обязательно нужно отметить, что на улице Гоголя было и Одесское городское кредитное Общество, выполнявшее, по сути, функции крупного банка и располагавшееся, сообразно реноме, в собственном доме. А неподалеку от него и поныне стоит известный всей Одессе, некогда принадлежавший барону Фальц - Фейну, "дом с атлантами". Но "атланты" коммерческой Одессы, в частности с улицы Гоголя, давно и вынужденно канули в небытие. Остается только надеяться, что не окончательно и бесповоротно.




Дом, в котором я живу

Думаю, что название этого очерка вызовет у читателей старшего поколения теплые воспоминания. Так назывался один из лучших фильмов моей молодости — добрый, искренний, лиричный, созданный в конце 1950-х Л. Кулиджановым и Я. Сегелем. По их примеру я постараюсь рассказать об обитателях дома, в котором живу. Но вначале — о самом доме...

Многие знают скульптурную группу из двух атлантов, держащих небесную сферу. Наряду с Дюком, Оперным, Потемкинской лестницей они стали своеобразным символом нашего города, а после образования Всемирного клуба одесситов — его эмблемой. Атланты служат опорой красивого четырехэтажного эркера в углу здания № 7 по улице Гоголя, а стоят у ворот дома № 5, через которые я прохожу уже более 55 лет. Оба эти строения составляют единый ансамбль в нидерландском стиле, созданный в 90-х годах XIX века архитектором Л. Влодеком.

Я не специалист, но, на мой взгляд, эти два дома отличаются от большинства их современников — менее вычурны, более сдержанны, но вместе с тем оригинальны и по формам внешних элементов, и по отделке.

Фасады облицованы плиткой, производящей полное впечатление свежей кирпичной кладки, удивительно сохранившейся в течение ста с лишним лет. Окна обрамлены выпуклыми желто-оранжевыми наличниками, соединенными несколькими рядами таких же выпуклых горизонтальных полос. Над наличниками — барельефы, на каждом этаже — разные (чередование мужских и женских лиц, розеток и тому подобного). Все это выполнено с хорошим вкусом.

Дом № 7 — пятиэтажный "доходный". Зданий такого назначения много в этом бывшем аристократическом районе: высокие окна и потолки, просторные многокомнатные квартиры для состоятельных людей.
А история, назначение и архитектура моего родного дома № 5 необычны и, на мой взгляд, интересны.

Среди немцев-колонистов, привлеченных Екатериной для освоения плодородных земель южного Причерноморья, были семьи Фейн и Фальц.
У Фальцев была дочь, а сына-наследника не имелось. Чтобы фамилия не закончилась на дочери после выхода ее замуж за сына Фейнов,
значительно более богатые Фальцы поставили условие: новая семья
должна носить фамилию Фальц-Фейн.

Со временем их потомки, владельцы огромного поместья Аскания-Нова в южном Приднепровье, стали подолгу жить в Одессе, особенно — зимой.
Для этого им понадобилась местная резиденция, в качестве которой и было построено на улице Гоголя здание № 5.

Дом был двухэтажным, и только над фасадной частью выполнена мансарда с наклонными стенами. Здание расположено в глубине двора, открытого в сторону улицы и отделенного от тротуара оградой с красивой кованой решеткой. К парадному входу на бельэтаж со стороны улицы вела мраморная лестница с перилами, напротив — небольшой круглый фонтан. Угол между передними фасадными стенами увенчан небольшим многогранным куполом со шпилем.

Необычен второй, задний, двор, соединенный с наружным двором сквозным арочным проездом. Этот двор открыт с двух сторон: одна выходит на "уголок старой Одессы" у Тещиного моста, вторая — на обрыв над домами Военного спуска. В этом дворе ощущаешь себя в открытом пространстве; оттуда видны вся бухта, Лузановка, поселок Котовского, справа — Воронцовский дворец с его колоннадой. Я не знаю в одесских жилых домах другого такого двора и очень люблю его. Дальше именно этот двор я буду называть своим, так как мои окна и подъезд выходят в него.

Фасады парадного, то есть бывшей господской части дома в этом дворе украшены так же, как все наружные фасады. К торцу этой части здания примыкает колоннада, выполненная в таком же стиле, как у Воронцовского дворца. Десять высоких круглых колонн, соединенных низкой балюстрадой, ограничивают огромную веранду, открытую с трех сторон. На колоннах на уровне второго этажа сооружен такой же огромный открытый балкон с балюстрадой. С балкона и веранды открывается прекрасный вид на окрестности.

От веранды во двор ведет небольшая лестница. В углу двора раньше стояла изящная беседка с основанием в виде нескольких гротов из пористого камня (подобные гроты поддерживают фонтан под стенкой Приморского бульвара, напротив входа в гостиницу "Лондонская").

Анна Ивановна, единственная обитательница нашего дома, жившая там и до войны, рассказывала со слов своих родителей, что в первые годы существования здания беседка стояла в бассейне — искусственном озере. Гости Фальц-Фейнов, пройдя через анфиладу залов на нижнюю веранду колоннады, могли спуститься по лестнице, сесть в причаленный к ней ялик и переправиться в беседку. Мы воспринимали рассказ об озере-бассейне и ялике как красивую сказку. Лестница колоннады и раньше, и сейчас — любимое место посиделок молодежи. К сожалению, в последние годы оно часто привлекает группы посторонних молодых людей, после которых остаются мусор, бутылки, пачки от сигарет. Грустно, но что поделаешь…

Закрытую часть моего двора образует двухэтажный флигель, где были разные хозяйственные помещения. Часть первого этажа занимала конюшня; теперешнее окно моей спальни шириной около 2,5 метра расположено на месте ворот конюшни.

Во дворе около десятка деревьев. Старейшина — огромная шелковица с тремя разнонаправленными стволами; она, наверное, ненамного моложе дома. Значительную часть двора затеняет старый каштан с раскидистой кроной. В палисаднике росли два пирамидальных тополя высотой более 20 метров, рядом — старый одичавший абрикос, акации. Самое необычное из дворовых деревьев — небольшая японская плакучая софора; такие деревья с узловатыми, как будто закрученными, стволами растут в сквере возле Оперного театра.

В центре обоих дворов — прямоугольные палисадники, в которых на моей памяти много лет росли цветы, было много зелени. Для детей были поставлены качели с креслом, подвешенным на железных штангах, стояли перекладины разной высоты. На скамейках, наблюдая за ребятами, судачили соседки. Если хозяйка забывала вечером снять с веревок сохнувшее белье, оно оставалось в целости и сохранности до утра. К сожалению, все это ушло в прошлое.

На месте теперешнего "уголка старой Одессы" до войны стояли здания №1 и 3. Они закрывали вид на море из окон Шахского дворца, где во время войны был какой-то штаб. Поэтому, по рассказу упомянутой выше Анны Ивановны, жильцов оккупанты выселили, а дома взорвали. На "развалке" (так мы называли развалины этих зданий) мы играли, там иногда устраивались разборки между учениками нашей мужской школы № 43. Потом на этом месте был возведен дом № 1/3. По проекту он должен был стать Г-образным. Но, когда строительный мусор "развалки" сгребли к обрыву, началась осадка грунта, и строительство ограничили частью здания вдоль улицы.

Через несколько лет началось сооружение моста через Военный спуск, и мы подолгу с интересом наблюдали, как из кусков металлоконструкций получается изящное сооружение, а потом — как его испытывали. Одесситы назвали этот полюбившийся им мост Тещиным, так как он вроде бы был построен по указанию первого секретаря горкома партии — для сокращения пути с Приморского бульвара к теще, жившей в начале улицы Гоголя.

Изменение облика моего любимого двора началось в 1961 году, когда местные композиторы с разрешения городских властей, пренебрегавших, как и теперь, неповторимой архитектурой старой Одессы, надстроили над всей двухэтажной частью дома третий этаж. О соответствии этого уродливого сооружения стилю здания никто, конечно, не заботился, и над архитектурным памятником появилась типичная невысокая "хрущоба" со стенами грязно-песочного цвета и небольшими квадратными окнами. Затем настала очередь беседки. Ее перенесли за забор в обустраиваемый тогда "уголок старой Одессы". После этого практически не сохранились причудливые гроты в основании беседки, придававшие ей особую прелесть и бывшие любимым местом мальчишечьих игр. Исчезли пол из разноцветного мрамора, цветная крыша и другие элементы.

Мою привязанность к любимому двору разделяли все жильцы дома. Многие из них были знакомы между собой еще до войны. Дело в том, что во флигель, в котором я живу, в 1941 году попала бомба, и строение было практически разрушено, осталась только часть стен на уровне первого этажа. По существовавшей после войны практике восстановление многих разрушенных домов брали на себя предприятия, чтобы создать жилье для своих работников, вернувшихся из эвакуации. Наш флигель был восстановлен в 1949 году заводом "Кинап", куда мой отец в том же году был переведен из системы Министерства вооружения — главным инженером. Из одиннадцати квартир этого флигеля десять получили работники завода, а одну — тогдашний первый секретарь горкома партии А.Ф. Чернявский, с чьим сыном Володей мы под письменным столом хозяина под завесой одеяла проявляли фотопленки.

Почти все "кинаповцы" нашего дома вместе эвакуировались, потом вернулись в Одессу и стали соседями. Многие их дети были моими сверстниками (либо была разница в несколько лет), и мне хочется их назвать. Это живущие до сих пор в нашем доме Лада Гребенюк (впоследствии Крыжановская) и Ира Киселевич, которая стала кандидатом медицинских наук и работает на кафедре детской ортопедии медуниверситета. Одновременно с нами в доме поселились Игорь Перминов (ставший доцентом того же вуза) и его брат Шура, Изя Дрейман, Зоя Горшкова, Мила Лифшиц (последние трое стали, как и я, инженерами-конструкторами). В "некинаповской" части дома жили Саша Ютров (о нем расскажу отдельно), Юра Кривуля (инженер-строитель, недавно умер), Слава Семенов (живет в квартире, выходящей на нижнюю веранду колоннады).

Самым близким моим товарищем из живущих в доме был Витя Лейчик. Мы три года вместе отдыхали в пионерлагере "Кинапа", а после переезда Лейчика в Одессу к отцу (мальчик жил до этого с матерью под Ленинградом), уже в Витины студенческие годы, сдружились еще больше. Он был очень обаятельным, красивым, добрым и контактным человеком. К сожалению, говорю о друге в прошедшем времени, так как Лейчик внезапно умер в 1983 году, три недели не дожив до своего 50-летия. Витя был очень способным во всем, за что брался. С увлечением занимался спортивной гимнастикой и стал кандидатом в мастера спорта. Занялся наукой и защитил диссертацию, стал одним из ведущих специалистов института "Пищепромавтоматика". Я не знаю человека, который отозвался бы о Лейчике хоть как-то неодобрительно — Витю уважали, ему симпатизировали буквально все, с кем Лейчик общался. После его смерти прошло более двадцати лет, но и сейчас Витины сотрудники, незнакомые мне раньше и узнавшие в случайном разговоре о нашей дружбе, тепло и уважительно рассказывали мне о Лейчике. Жена и дочь Вити живут в Израиле, а я иногда бываю на могиле друга на Еврейском кладбище.

Вторым близким моим товарищем из нашего дома был Саша Ютров — увы, тоже покойный. Мы учились в одном классе, потом дружили семьями. Наши дочери много лет — очень близкие подруги. Саша, как и Витя, успешно занимался спортивной гимнастикой. Тоже был кандидатом наук, заведовал одной из самых крупных научно-исследовательских проблемных лабораторий университета, занимавшейся разработкой новых видов топлива. Среди сотрудников А. Ютров пользовался большим уважением и как человек, и как специалист. Я и мои близкие знали его, прежде всего, в семье, в быту. Второго такого мужа, отца и деда я не встречал. В семье он был всем — стержнем, советчиком, нянькой, воспитателем, брал на себя основную долю всех домашних дел. Уже будучи тяжело больным, за несколько месяцев до смерти, Саша с высокой температурой стоял у плиты и жарил свои особые пирожки, которые очень любили его жена и дети. Во время болезни старался подбодрить своих близких, успокоить их, по возможности оградить от переживаний. Умер Саша в возрасте 60 лет, оставив о себе очень добрую память.

После возвращения нашей семьи из эвакуации отец начал работать на "Кинапе", мама — бухгалтером в домоуправлении, дед слесарил, бабушка вела домашнее хозяйство. Сразу после вселения в полученную квартиру мама и бабушка стали восстанавливать старые знакомства.

Близким приятелем моих родителей с довоенных времен был живший через стенку от нас отец Вити Лейчика — Яков Акимович. Человек высокой культуры, он и в быту оставался интеллигентом — выдержанным, корректным, доброжелательным, очень приятным в общении, внешне мягким, но волевым и организованным. Мой отец обычно работал допоздна, частенько ездил на завод и по воскресеньям, но в редкие свободные часы любил общаться с Яковом Акимовичем, бывшим главным инженером "Кинапа" в довоенные и военные годы.

Пожалуй, кроме Я.А. Лейчика, соседи у нас почти не бывали. Ситуация изменилась, когда мы одними из первых в доме приобрели телевизор "КВН-49" — громоздкий ящик с маленьким экраном, перед которым была закреплена большая, диаметром сантиметров 30, полая линза, заполненная водой. Тогда некоторые соседи стали приходить к нам "на телевизор", иногда — со своими стульями, если наших не хватало. Первый диктор Одесского телевидения Нелли Харченко стала одним из самых известных в городе людей. Помню, как мой покойный друг Женя Марголин привел к нам молодого журналиста, чтобы взять у нас и наших соседей интервью с впечатлениями о передачах и пожеланиями Одесскому телевидению. Со временем у соседей появились свои телевизоры, и эти посиделки постепенно прекратились.

Будни у старших поколений моей семьи были плотно заполнены работой, решением бытовых проблем и не сохранились в моей памяти. А к семейным праздникам готовились заранее, и я их хорошо помню. Собирались родственники, друзья родителей, устраивались многолюдные, шумные и веселые застолья. Раздвигался обеденный стол, к нему обязательно приставлялся другой, так как число собравшихся часто превышало 25. Серьезные и шутливые тосты, анекдоты, старые одесские песенки, которые иногда, будучи "в ударе", напевал мой любимый дядя Сеня — добродушный, веселый, обаятельный выходец из семьи биндюжников с Молдаванки. На фронте он стал инвалидом I группы, ходил на костылях. Работал дядя главным инженером завода "Полимер".

Кроме обычных блюд на столе обязательно были традиционные одесские кушанья — фаршированная рыба, кисло-сладкое жаркое, цимес, куриная шейка. "Коронным" блюдом бабушки были вертуты из так называемого вытяжного теста, кусочек которого величиной не больше крупного абрикоса она умудрялась растягивать на столе настолько, что через тесто был виден свет лампы (я специально экспериментировал). Когда лист теста занимал всю поверхность большого старинного стола, оно разрезалось на полосы. В них заворачивались разные начинки: мясо, творог с изюмом, яблоки, крутые яйца с зеленым луком. Слоев было не менее 10 — 12-ти, вкус — необыкновенный. Даже в те времена, когда еще были живы старые хозяйки, сохранившие традиции одесской кухни и по-доброму конкурировавшие между собой, бабушкино произведение было единственным в своем роде. Теперь, когда я вижу в витрине магазина названный "вертутой" кусок толстого теста, в пару слоев которого что-то завернуто, я вспоминаю бабушку и ее кулинарный шедевр.

Вообще, чем старше я становлюсь, тем чаще вспоминаю оба поколения моих близких и тем больше понимаю мудрость их высказываний, недоступную мне в молодости. Например, моя мама на все вопросы о здоровье отвечала: "Слава Богу". Такой ответ вскоре после отъезда бригады "скорой помощи", чьи сотрудники с трудом купировали тяжелейший сосудистый криз у отца либо приступ удушья или стенокардии у деда, я воспринимал с удивлением. На мой недоуменный вопрос мама отвечала: "А что тут непонятного? Ведь могло быть значительно хуже! Жив — и слава Богу!" Когда бабушка слышала мою по молодости навязчивую попытку переубедить кого-то из товарищей, говорила: "Не пытайся надеть свою голову на шею другого — ему не подойдет, а ты когда-нибудь останешься без головы!" Преувеличение, но как образно!

Не помню, чтобы бабушка когда-нибудь повысила голос, проявила раздражение или недружелюбие по отношению к кому-либо. Людей видела, как говорят, "насквозь". Бывало, ко мне приходил новый знакомый, с которым бабушка, открыв ему дверь, могла обменяться всего несколькими незначительными фразами. А после ухода этого человека давала характеристику настолько близкую к истине, что я поражался. Каждая вещь была у бабушки на предназначенном месте, все делалось рационально, неторопливо, четко. Поэтому у нее оставалось достаточно времени для чтения. Вообще и бабушка, и дед довольно много читали. По пятницам дед по дороге с работы заходил в библиотеку и брал очередную порцию книг, которые приносил почему-то в авоське. Он плохо слышал, поэтому общение было ограниченным, и выходные дни дед в основном посвящал чтению.

Он трудился до 77 лет. В ответ на мои настойчивые уговоры оставить работу неизменно отвечал: "Я работаю с 15 лет. Если перестану работать, я умру". Я не мог этого понять и рисовал деду радужные перспективы отдыха с большим количеством свободного времени. Под давлением всех членов семьи дед, наконец, вышел на пенсию, но прожил после этого всего год с небольшим.

Когда бабушке исполнилось 82 года, мы отметили этот день рождения. Почти никого из ее сверстников уже не было в живых, но более молодые родственники и наши друзья собрались, чтобы поздравить. Я отчетливо помню, как бабушка вышла к гостям: черное платье в белый горошек, белый отложной воротник, волосы стянуты в узел, прямая спина, прекрасная осанка. Села во главе стола, выслушивала тосты в свою честь, живо на них реагировала. Потом бабушка попросила меня налить рюмочку ее любимого вермута, встала и спокойно сказала: "Мои дорогие, я очень благодарна вам за ваш приход и поздравления, особенно потому, что это уже в последний раз!" Все замерли, а я не выдержал: "Бабушка, да что ты такое говоришь?" Она ответила: "Мишенька! Мои мама, тетя, старший брат умерли в 83 года. Мы, Хаселевы, живем до этого возраста!" Это было в конце апреля, а в сентябре бабушка умерла, недолго проболев…

Возвращаясь к повествованию о дворе, расскажу о некоторых жильцах дома. Напротив нашей квартиры обитала семья Гребенюк, вместе с которыми мы эвакуировались из Одессы на пароходе "Каменец-Подольский" (железная дорога уже была перерезана немцами), перед этим не попав на подорвавшийся на мине и затонувший в открытом море пароход "Ленин". Николай Гребенюк и до, и после войны работал на "Кинапе" начальником экспериментально-исследовательской лаборатории. Не получив высшего образования (окончил что-то вроде технического училища), Николай Николаевич был одним из наиболее грамотных и квалифицированных специалистов завода, талантливым "самородком". Конструкторы киноаппаратуры советовались с ним по всем вопросам, замечания Гребенюка не подвергались сомнению и практически всегда оправдывались. После выхода на пенсию Николай Николаевич передал на завод свою техническую литературу, которой могли позавидовать многие техбиблиотеки.

Сосед запомнился мне вежливым, но не очень общительным, несколько погруженным в себя. Мой отец рассказывал, что Гребенюк не любил собраний и других общественных мероприятий, не терпел говорильни. Перед войной его в числе других работников завода наградили орденом — тогда это было событием. На "Кинапе" организовали митинг, где награды вручал секретарь горкома. Увидев, что Николая Николаевича нет среди собравшихся, и зная его характер, директор предприятия велел задержать Гребенюка на выходе с заводской территории. Действительно, награжденный пытался потихоньку уйти, но был отловлен и доставлен на митинг.

Николай Николаевич был разносторонне способным человеком и мастером на все руки. Самостоятельно научился игре на фортепиано и неплохо играл; когда внуку (тоже Николаю), одаренному пианисту, купили подержанный рояль, дед сам его отремонтировал, настроил, и инструмент прекрасно звучал. Сейчас Николай Крыжановский (внук) преподает и концертирует за границей. Дочь Николая Николаевича Лада — наша ближайшая соседка и в территориальном (живет напротив нас), и в человеческом смысле.

Во дворе сначала было два владельца частных автомобилей — Георгий Чебанов и Василий Назаренко. У первого имелся старый "Опель-капитан" (как у Штирлица в "Семнадцати мгновениях"). Много лет Георгий Афанасьевич 6 — 7 месяцев в году ежедневно, как на работу, выходил с ящиком инструментов и складным стульчиком во двор, садился у машины и начинал что-то в ней собирать или разбирать. Один — два раза в год выезжал, потом машину привозили на буксире, и все начиналось сначала. Мне, молодому тогда человеку, было трудно понять, что соседу, ставшему пенсионером, процесс был важнее результата — этим объяснялись необычайное терпение и трудолюбие. Чебанов запомнился мне вежливым, доброжелательным, тактичным человеком.

Назаренко был совсем другим — энергичным, уверенным в себе, с хорошим чувством юмора. Василий Прокофьевич работал главным механиком треста "Стальмонтаж", видимо — был хорошим специалистом, трудился до весьма пожилого (тогда мне казалось — старого) возраста, много и довольно технично ездил на современных по тому времени машинах; последней были "Жигули", которые относительно незадолго до этого стали выпускаться.

Когда я начал гордо ездить на "Запорожце", эти старые водители многому меня научили. Если я, неудачно поставив свою машину, создавал Василию Прокофьевичу трудности при заезде в гараж, сваренный из старого автобуса, и выбегал во двор извиниться, тот добродушно говорил: "Миша, мы же не парикмахеры! Мы должны уметь проехать по карнизу второго этажа, так что не волнуйся и иди допивать компот".

Настоящей хозяйкой двора была наш дворник Александра Владимировна Чернякова. Ее все называли по имени — Шура (молодежь — тетя Шура). Это ни в коем случае не было проявлением отношения свысока; она пользовалась безусловным уважением и симпатией всех — и пожилых, и молодых. Все вопросы, касающиеся общедворовых дел, адресовались Черняковой, и та почти всегда их решала. Тетя Шура почти все военные годы была на фронте, имела боевые награды, но практически никогда не пользовалась этим для выгоды. Маленькая сухощавая женщина, она с раннего утра до вечера трудилась. Ежедневно утром, только проснувшись, мы слышали шарканье метлы по асфальту. Двор был всегда чистым; зимой обязательно расчищались и посыпались песком дорожки, скалывался лед. Теперь, когда двор не убирается годами, это вспоминается как сон. Тетя Шура была в курсе всех дворовых дел, если нужно — обходила квартиры, собирала деньги, организовывала ремонт. Работала еще в одном — двух местах уборщицей. В последние годы жизни ей было уже трудно работать, и двор убирал муж внучки Андрей. Умерла тетя Шура внезапно в возрасте 80 лет, оставив после себя добрую память.

…К сожалению, годы берут свое. Из старых жильцов в доме почти никого не осталось — одни обменяли квартиры, другие уехали за рубеж, некоторых уже нет в живых. Не в лучшую сторону изменились и дом, и двор. Разрушается колоннада, на нее боязно смотреть. При переделке верхнего открытого балкона в закрытое сооружение был очень серьезно утяжелен пол, на дополнительное бетонирование которого ушло несколько самосвалов стройматериалов. Теперь это строение смотрится как прилепленный к старому дому и диссонирующий с ним огромный осовремененный куб с пластиковыми окнами, стоящий на тонких аварийных ножках.

В аварийном состоянии и купол в первом дворе. Повреждено асфальтовое покрытие, забита канализация, украдено несколько крышек канализационных колодцев, в моем дворе частично разрушена ограда палисадника, там почти не осталось зелени, нет цветов. Засыхает абрикос, спилен один из огромных тополей. Дом стареет, и возможности омолодить его в ближайшее время не предвидится. Но так же, как любят своих близких, даже когда они стареют и болеют, я продолжаю любить свой дом. В нем я живу с тринадцати лет, из этого дома провожали в последний путь деда, бабушку, родителей. Сюда я привел жену, здесь выросла наша дочь, теперь почти ежедневно заходит из школы внук...

Остается надеяться, что придут новые времена, в дом вселятся новые, состоятельные люди, которым он станет небезразличен. Тогда, может быть, дом заживет новой жизнью.

Михаил ГАУЗНЕР.

Похожие страницы:
Свежие страницы из раздела:
Предыдущие страницы из раздела:

Песни про Одессу

Песни про Одессу

Коллекция раритетных, колоритных и просто хороших песен про Одессу в исполнении одесситов и не только.

Отдых в Одессе

Отдых в Одессе

Одесские пляжи и курорты; детский и семейный отдых; рыбалка и зелёный туризм в Одессе.

2ГИС онлайн

Дубль Гис

Интерактивная карта Одессы. Справочник ДубльГис имеет удобный для просмотра интерфейс и поиск.

Одесский юмор

Одесский юмор

Одесские анекдоты истории и диалоги; замечательные миниатюры Михаила Жванецкого и неповторимые стихи Бориса Барского.