Ядов Яков Петрович
После революции Яков Давыдов переехал в Одессу. Там он поработал сначала в газете «Одесские новости», под псевдонимом «Яков Боцман», а затем, в газетах «Одесские известия», «Станок», «Моряк» (здесь он вел рубрику «На баке»), где прославился написанием стихотворных фельетонов, эпиграмм и сатирических куплетов против врагов Советской власти. Так же много путешествовал по стране, поработав ещё в газетах «Трудовой Батум», «Пролетарий», «Всеукраинский пролетарий», «Харьковский пролетарий» и «Коммунист» (Харьков), «Красное Знамя» (Владивосток). В Одессе Ядов познакомился с И. Ильфом, Е.Петровым, В.Катаевым и К.Паустовским.
А.Дейнека. "Кабаре". 1921 г.
В середине двадцатых Яков Давыдов выбрал себе новое имя — Яков Ядов — и занялся сочинительством куплетов для маленьких кабаретных театров. В это время Яков Ядов написал куплеты и сценические фельетоны для артистов эстрады: П. Муравского и О. Нехлюдовой («Чей ребенок?»), для Л. Утесова, для клоунов братьев Кольпетти (они первыми в 1917 году исполнили песню «Яблочко»), А. Громова и В. Милича («Мертвая душа», «Мой товарищ и я», скетч «Телеграфисты» и множество других), дуэту В. А. Глебовой и М. И. Дарской. Долгое время Яков Петрович сотрудничал с популярным в 1920-30-е годы сатириком Василием Гущинским. Но особенно тесные и дружеские отношения сложились у Ядова с Красавиным. Сохранилось несколько записок подобного содержания:
«Написанные мною фельетоны «Кто кого?», песенка «Квартирная техника» и два письма к фельетону «Новый человек» по специальному заказу т. Красавина предоставляю в исключительное исполнение указанных номеров по всему СССР исключительно т. Красавину.
В 1926 году вместе с эстрадником-куплетистом Георгием Красавиным (музыка) Яков Ядов написал песню «Бублички». Григорий Красавин - яркий артист так называемого «блатного жанра»: был особенно популярен во времена НЭПа, ученик и последователь знаменитого эксцентрика Михаила Савоярова, выступал на сцене так же, как и его учитель, со скрипкой, одновременно пел, играл в паузах, аккомпанировал сам себе, пританцовывал и дополнял пение мимическими импровизациями. Мелодия для песни была заимствована Красавиным у приглянувшегося ему популярного в то время фокстрота. В разных источниках автор мелодии указывается как «Г. Богомазов» или «С. Богомазов», однако есть мнение, что это был заграничный фокстрот.
Песня была написана на спор, буквально за несколько минут, и уже через несколько дней эту песня пела вся Одесса. В рассказе куплетиста, наговоренном на магнитофон (1956), эта история выглядит так:
- «- Я тогда жил в Харькове, и туда приехали известные администраторы Аркадий Вольский и Борис Рейф. Они меня приглашали выступить на открытие сезона в Одессу - в Театр миниатюр на Ланжероновской улице. В процессе разговора, когда я старался выяснить, в чем же сегодня состоит одесская «злоба дня», они мне сказали, что в Одессе на всех углах продают горячие бублики с утра и до вечера и с вечера до утра. Только и слышно: «Купите бублики, горячие бублики...» Вот это, сказали они, и стоило бы отразить в моей песенке.
- Кто это может сделать хорошо и быстро?
- Только один человек — Яков Петрович Ядов! Он как раз сейчас находится в Харькове.
Через несколько часов мы были на Сумской улице в квартире Ядова. Якову Петровичу очень понравилась предложенная мной музыка на скрипке. Он сразу загорелся:
- «Это прекрасная идея! Надо показать в этой песенке несчастную безработную девушку, мерзнущую на улице ради куска хлеба, умирающую с голода для обогащения нэпмана, так сказать, одна из „гримас Нэпа"». Он задумался, потом сказал жене Ольге Петровне своим сиплым голосом:
- «Ставь самовар для артиста. А я буду печь бублики…» :
Мы сидели в кругу семьи Ядова, пили чай, а в соседней комнате стучала пишущая машинка. И не прошло тридцати минут, как Ядов без заминки прочел текст песни "Бублики". Приехав на гастроли в Одессу, я был поражен, что, пока я ехал с вокзала на Дерибассовскую улицу, всю дорогу меня сопровождали возгласы «купите бублики! В тот же вечер я с листа исполнял «Бублики» в "Гамбринусе". На следующий день Одесса запела «Бублики»… А через некоторое время, когда я приехал в Ленинград, Утесов, встретив меня, сказал: «Гриша, я пою твои «Бублики». Ничего?» — «Кушай на здоровье!» — ответил я ему.» »
Интересны воспоминания Паустовского о его встрече с Ядовым на Кавказе. ( Следует отметить, что в своих рассказах и Г. Красавин и К. Паустовский расходятся в датах. Первый называет 1926 год, второй рассказывает о событии, случившемся на четыре года раньше (получается, что Бублики к 1922 году были уже написаны).
- «Весной 1922 года я уехал из Одессы на Кавказ и несколько месяцев прожил в Батуме. Однажды я неожиданно на батумском приморском бульваре встретил Ядова. Он сидел один, сгорбившись, надвинув на глаза старую соломенную шляпу, и что-то чертил тростью на песке. Я подошел к нему. Мы обрадовались друг другу и вместе пошли пообедать в ресторан «Мирамаре»... На эстраде оркестр играл попурри из разных опереток, а потом заиграл знаменитую песенку Ядова :
... Купите бублики
Для всей республики!
Гоните рублики
Вы поскорей!
Ядов усмехнулся, разглядывая скатерть, залитую вином. Я подошел к оркестру и сказал дирижеру, что в зале сидит автор этой песенки — одесский поэт Яков Ядов. Оркестранты, услышав это, встали. Подошли к нашему столику. Дирижер взмахнул рукой, и развязный мотив песенки загремел под дымными сводами ресторана ещё раз. Ядов поднялся. Посетители ресторана тоже встали и начали аплодировать ему. Ядов угостил оркестрантов вином. Они пили за его здоровье и произносили замысловатые тосты. Ядов был растроган, благодарил всех, но шепнул мне, что хочет поскорее уйти из ресторана». ( Так что в этом случае, скорей всего, большего доверия заслуживает рассказ Григория Красавина.). Сам Ядов о своём песенном творчестве говорил Паустовскому :
- "Если говорить всерьёз, то я ведь посетил сей мир не для того, чтобы зубоскалить, особенно в стихах. По своему складу я лирик. Да вот не вышло. Вышел хохмач". И вздыхал: "Я раздарил свой талант жадным и нахальным торгашам-антрепренёрам и издателям газет. Мне бы дожить без потерь до сегодняшнего дня, я, может быть, написал бы вторую "Марсельезу!". Интеллигент- демократ мечтал об идейном революционном творчестве. А прославился "Бубличками". Ничего не попишешь - НЭП.
Песенка, поющаяся на разухабистый одесско-еврейский мотив, озвучила и пометила целую эпоху - эпоху НЭПа, 1920-е годы, и стала как бы ее музыкально-вокальным символом, ее звучащей визитной карточкой, а также неотъемлемой частью Одесского городского фольклора. Одесские эмигранты перевезли «Бублички» в Нью-Йорк, и уже в конце двадцатых их распевали на Нижнем Ист-Сайде, где песню быстро перевели на идиш и она получила название «Бейгелах». "Бублички" на идиш приобрели совсем другой смысл. В дословном переводе с идиш появились такие слова:
Я стою один на улице.
В дожде я весь промок.
Последние бублички
Купите у меня.
Интересен такой жизненный факт судьбы, но в начале XX века в Киеве, на Подоле, жил еврей по фамилии Бейгельман. Предки его были бубличниками, и фамилию свою получили по роду профессиональной деятельности (бейгель – значит бублик). Бейгельман занимался тем же самым. В поисках лучшей жизни один из его сыновей уехал в начале 20-х в Америку и оказался в еврейском квартале Манхэттена, где жили в те годы его земляки, выходцы из России. Вскоре у него родились две дочки – Мина и Клара. Как-то, где-то на улице Мина услыхала песенку «Бейгелах», которую легко запомнила и стала часто её напевать. И как это бывает только в сказках и голливудских фильмах, её пение случайно услышал профессиональный музыкант и, поразившись вокальными данными, пригласил шестилетнюю девочку спеть и сделать запись на еврейском радио (идишистский канал WMND или 1050 - газеты "Форвертс"). Первое же выступление маленькой артистки явилось началом музыкальной карьеры родившегося в будущем всемирно известного дуэта. Мина стала Мерной, Клара – Клэр, а фамилию Бейгельман переделали в Берри. Так родился всемирно известный дуэт «сестры Берри», а первой песней в их репертуаре стали те самые «Бублички», которые по странному стечению обстоятельств были «основой» их фамилии.
Сёстры Клара и Минни Берри (настоящая фамилия - Бейгельман)
. В 1930-е годы песню "Бублики" на французском пела Дамия - Мари-Луиза Дамьен, которая вошла в историю французского шансона не только как трагическая певица. В её голосе смешались рыдания и мятежность - так говорил о голосе Дамии один из её современников. Песня в исполнении певицы превращается в драму, где важно всё - свет, движения актрисы, её фигура, похожая на греческую статую, её облегающее платье и обнаженные плечи.
Яков Петрович прекрасно сам исполнял «Бублики» на эстраде, однако очень скоро его затмили Леонид Утесов и Пётр Лещенко, взявшие «Бублики» в свой репертуар.... Утёсов пел песенку с явным удовольствием, даже зажмуривая при этом глаза. И говорил, что она - про тесто, то есть не "Протеста", а "Про тесто, про бублички".
" Ночь надвигается,
Фонарь качается,
И свет врывается
В ночную мглу…
А я, немытая,
Тряпьем покрытая,
Стою, забытая,
Здесь — на углу.
Горячи бублики
Для нашей публики,
Гони-ка рублики,
Народ, скорей!
И в ночь ненастную
Меня, несчастную,
Торговку частную,
Ты пожалей.
Здесь, на окраине,
Год при хозяине,
Проклятом Каине,
Я состою.
Все ругань слушаю,
Трясусь вся грушею,
Помои кушаю,
Под лавкой сплю.
Горячи бублики
Для нашей публики,
Гони мне рублики,
Народ, не зря.
Тружусь я ночкою,
Считаюсь дочкою
И одиночкою
У кустаря.
Отец мой пьяница,
Гудит и чванится.
Мать к гробу тянется
Уж с давних пор.
Совсем пропащая,
Дрянь настоящая —
Сестра гулящая,
А братик вор!
Горячи бублики
Для нашей публики,
Гоните рублики
Вы мне в момент…
За мной гоняются
И все ругаются,
Что полагается
Мне взять патент.
Здесь трачу силы я
На дни постылые,
А мне ведь, милые,
Шестнадцать лет…
Глаза усталые,
А губки алые,
А щеки впалые,
Что маков цвет.
Горячи бублики
Для нашей публики,
Гоните рублики
Мне кто-нибудь…
Суженый встретится,
И мне пометится…
…Мой честный путь.
Твердит мне Сенечка:
«Не хныкай, Женечка…
Пожди маленечко -
Мы в загс пойдем».
И жду я с мукою,
С безмерной скукою…
Пока ж аукаю
Здесь под дождем.
Гони мне рублики,
Для нашей публики
<Купите бублики>,
Прошу скорей,
И в ночь ненастную
Меня, несчастную,
Торговку частную,
Ты пожалей! "
Под музыку "Бубличков" в 20-е годы танцевали фокстрот, а в Соловецком театре отбивала чечетку парочка – Савченко и Энгельфельдт. Урки ревели, выли от восторга... Постепенно, запетая народом, песня «Бублички» стала значительно короче: ушли социальные темы: куплеты, связанные с нэповскими реалиями. Они потеряли свою актуальность. А какие-то фразы народная молва «отредактировала» на свой лад. Её многочисленные исполнители, от профессионалов до ценителей из числа простых граждан, вносили что-то своё. И, как часто бывает, с ушедшей в народ песней, появились многочисленные "народные" варианты. Как бы там ни было, "Бубликам" или "Бубличкам", написанным "на типичный одесско-еврейский мотив" была уготована "самая знаменитая и долгая жизнь из всех нэпмановских песен".
А в начале тридцатых появился и «истинно русский» «белоэмигрантский» вариант, который распевал в парижском ресторане бежавший из Одессы в девятнадцатом Юрий Морфесси.
Однажды Исаака Дунаевского спросили:
- Какая ваша самая любимая песня протеста?
- " Бублички", - ответил Дунаевский. – Лучшей песни про тесто еще никто не написал!
В 1929 году Ядов живёт и работает в Ленинграде, а с 1930 года переберается в Москву, где печатается в газетах «Труд» и «Вечерняя Москва». Он активно сотрудничал с Утесовым, Козиным и множеством других не столь известных исполнителей. Ядов является автором популярных песен в исполнении Вадима Козина с его же музыкой «Любушка» («Краше нет на свете нашей Любы…») - 1939 г., и «Смейся, смейся громче всех…» - 1940 г. ; а также "Лимончики" в исполнении Леонида Утёсова.
Нет на свете краше нашей Любы,
Чёрны косы обвивают стан,
Как кораллы розовые губы,
А в очах бездонный океан...
Яков Петрович был чрезвычайно востребован и популярен. Его скетчи, фельетоны, песни на его стихи исполнялись буквально во всех театральных кабаре. Ещё он автор нескольких сценариев первых советских агитфильмов.
- 1919 — «Запуганный буржуй»
- 1919 — «Азиатская гостья»
- 1923 — «Магнитная аномалия» (Производство: ВУФКУ (Одесса); режиссёр Пётр Чардынин (к сожалению фильм не сохранился). О двух предыдущих фильмах не сохранилось даже информации. Ничего — кроме названия.
Поэтому, к сожалению Яков Петрович Ядов пришелся не ко двору партийным надсмотрщикам над искусством, в том числе и над эстрадой. В начале 30-х годов травля со стороны РАППа, официально объявившего борьбу с «ядовщиной» на эстраде, довела литератора до микроинсульта, причем в больницу его отказывались класть, как не члена профсоюза (почти по Ильфу и Петрову), а в профсоюз не принимали. Литератора буквально спасло тогда личное обращение его жены к И.В. Сталину, очень любившему слушать «Бублики» в исполнении Леонида Утесова. И немедленно из секретариата Сталина последовало распоряжение о предоставлении Якову Ядову всех видов лечения. Его положили в больницу, и он был спасен.
В конце 30-х годов Давыдов-Ядов был исключен из Литфонда под предлогом, что его «литературная продукция не имеет художественной ценности». Тогда литератор уже серьезно болел, нуждаясь в средствах на отдых и лечение, однако Литфонд отказывал ему, как не члену Литфонда (но и не рассматривая его заявления о приеме в Литфонд) не только в материальной помощи, но и в ссуде. Только после нового обращения лично к И.В. Сталину небольшая ссуда была получена. Затем Яков Петрович от отчаяния и чувства безысходности посылает письмо Генеральному прокурору СССР А.Я. Вышинскому с просьбой о помощи. В письме от 16 апреля 1940 года Ядов писал:
"Я чувствую, что меня решили ликвидировать. В 1929 году в Ленинграде, где я тогда жил и работал, организовалось некое ОСЭ (общество советской эстрады). Свою деятельность ОСЭ начало борьбой с "ядовщиной". Видя, что силы неравны, что меня могут угробить, я уехал в Москву. Но в Москве я не спасся. Рапповцы устроили мой "творческий вечер", на котором разгромили меня в пух и прах, причислив к лику классовых врагов. При этом один из ораторов с циничной откровенностью заявил:
- Ядова надо ликвидировать, так как из-за таких, как он, нас (то есть рапповцев) на эстраде не исполняют".
Возымело ли действие это обращение – неизвестно. В том же 1940 году Яков Петрович Ядов-Давыдов скончался. Он похоронен в Москве, на Новом Донском кладбище. Его захоронение - в самой первой колумбарной секции внешней ограды (как войдешь в ворота, сразу налево, колумбарий 9, рядом с захоронением кинорежиссера Маргариты Барской), однако состояние его - скверное. Смотреть за ним некому - родных не осталось.
На месте фото на урне - ошметки, и мы уже не видим "лица печального клоуна", как написал о Давыдове-Ядове Константин Паустовский. На урне с прахом надпись - "драматург". Никто сейчас не помнит такого драматурга и его пьес, но несколько песен и сейчас помнят, понятия не имея, кто их автор.
На состоявшемся в 2007 году клейзмер-фесте в штате Нью-Йорк современная американская группа "Голем", именующая себя панк-клейзмер-рок-музыкой, лихо под аккордеон исполнила песню по-русски - ту самую, где "фонарь качается и мильтон ругается" - правда, с чудовищным бруклинским акцентом. И это в очередной раз доказывает: Яков Ядов был прав, что писал куплеты, а не лирику.
В одном из своих эссе Александр Генис писал:
«Если бы мне пришлось выбрать главный дар еврейской кухни Америке, то им бы стал русский бублик. На заре XX века его привезли в Америку бежавшие от погромов евреи. В память об этом он здесь до сих пор называется на идиш: бейгел. Обнаружив, как все наши эмигранты, повышенную жизнестойкость, бублик сохранил если не содержание, то форму и секрет: перед выпечкой его крестят крутым кипятком. После этого, что к нему ни добавишь - лососину, джем, арахисовое масло, он упорно остается собой: удачным сочетанием внешней мягкости, внутренней неподатливости и тайны своей непостижимой середины. Твердо храня эти национальные черты, бублик завоевал Новый Свет, как конквистадоры, - не числом, а умением. Перейдя, примерно в то же время, что Набоков, на чужой язык, он втерся в доверие, чтобы выдавить с американского стола квадратный супермаркетовский хлеб, глинобитные английские маффины и вредные французские круассаны. Готовый принять в себя все иноземное, бублик отдается чужому с азартом и доверием. В Техасе к нему подмешивают красный перец, в Калифорнии посыпают сушеными помидорами, в Манхэттене подают с «Нью-Йорк таймс». Даже в Москву теперь бублик является инкогнито. Своими глазами я видел вывеску на Тверской, где большими русскими буквами была сказано ясно и просто: «Канадские бейгелы». Так не об этой ли восприимчивости мечтал Достоевский, говоря о «всесоединяющей русской душе»?
Бесхитростная, в меру жалостливая, в меру задорная и разухабистая, песня Ядова стала символом своей эпохи. И не только. Её передавали из поколения в поколение, как нечто созвучное глубоким человеческим переживаниям. "Бублики" ободряли людей и объединяли. И в самой России, и за ее пределами. Там, где бублики, они же бейгеле, срослись с чем-то дорогим и заветным. Завидная участь песни. Завидная участь её автора, человека редкого песенного дарования, Якова Ядова.